Читаем Замок. Глава 25 (Часть 2)

Валерий Белоножко

Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.

Новые темы

Глава 25. (Последняя) Часть 2

31.01.09
Я просто не монгу угнаться за Пепи - вечно она с обновкой, да такой, что удивишься: а раньше-то я что читал. Вот пример: "И вечно живешь при искусственном свете, в духоте - топят там беспрерывно - и вечно устаешь".

Переводчику хорошо% перевел и - с плеч долой! А тут додумывай, что этим хотел сказать автор. Все очень просто: следовало читать - ПРИ СВЕТЕ ИСКУССТВА! (Сразу встраивается фраза Кафки: "Я весь - литература". И насчет духоты в искусстве автор прошелся не зря - вместо того, чтобы в начале ХХ века выбрасывать за борт Пушкина и прочие дубликаты бесценного груза, большинству неофитов от искусства следовало бы попрыгать за борт самим. Но у них не хватило ни таланта, на ума для его чтения хотя бы его признаков, и современность мощно зазеленела, как крапива на заднем дворе. Они ни для гербария не годятся, ни для салата - разве только чтобы по-унтерофмцерски вдовьи выпороть самоё себя.

Если я правильно понял автора, то придется и далее нам, читатель, следовать по канве, срабатываемой Пепи. Причем речет она, не отходя от буфетной стойки, и автор, безусловный противник алкоголя. Недаром выбрал это место встречи всех признанных, а тем более - непризнанных, талантов. "Тут ты всегда на глазах у балованных и наблюдательных господ, поэтому тебе надо выглядеть как можно привлекательнее". "Ну, что с нашим героем поделаешь? Из деликатности он всю эту профурсеточную публику характеризует так, словно по голове всех поглаживает: "Бедные вы мои…". Это Макс Брод рядом с ним бряцает критическими удилами и судит-рядим о том, в чем сам разбирается весьма поверхностно. По большому счету литературное одиночество Кафки было беспримерным - Прага ("А-а, вы из Праги, значит, вы писатель…") начала века кишмя кишела литераторами-инкрустаторами, один только бравый солдат Швейк на голубом глазУ высказывал то, о чем помалкивл Франц Кафка . или - почти помалкивал - не было никакого резона говорить друзьям-приятелым, забавлявшимся литературой или философией, о втором вечном двигателе человечества - ограниченности.

Создать новый язык и говорить лишь с самим собой - трудная участь гения. Это все равно - что играть в теннис о стенку: конечно, наловчишься, да так, что и противника себе уже никогда не отыщешь. Я не просто так это говорю, читатель, - приходится как-то представить себе симптому духовного его одиночества (к примеру, используя эвфемизмы Пепи, которая неутомима и откровенна. И еще она настойчива. Она использует любые факты и аргументы , чтобы дать понять К. то, что Франц Кафка хочет дать понять нам, читатель. Давай вспомним, что в предыдущих главах, внимательно выслушав собеседников, К., в конце концов, парировал все упреки и недоумения. Будет интересно выслушать то, что он ответит своей новой подружке, с жаром распространяется о том, чего К. еще не знает или на что не обращает внимания.

"…а у господ не хватает терпения ждать, пока ты переменишься, они хотят сразу, без всяких подготовок, получить такую буфетчицу. Как полагается, иначе они от неё отвернутся". Вот это самое КАК ПОЛАГАЕТСЯ особенно обращает на себя внимание. Фразочка из обывательского обихода всех времен и народов? КЕМ полагается? А этим самым сообществом! Оно не хочет получить даром то, за что надо платить умственными усилиями. Ну, душевные переживания - еще туда-сюда, да и то, чтобы не было мучительно больно (как автору). Даже Райнер Мария Рильке покинул Прагу, не выдержав замшелости её стен и вялотекущего политико-социального бурления. Распад Австро-Венгерской империи после Первой мировой войны в некотором роде (в миниатюре)напоминает распад СССР - за исключением, пожалуй, пивного (а не квасного) патриотизма.

1.02.09
Теперь, читатель, последует длинная цитата, но прочитать её следует непременно, так как воспримется она совершенно иначе, если только мы станем помнить, что Фрида - Муза, Поэзия, а Пепи - Проза.

"Пепи часто задумывалась над этим, да и с Фридой часто сталкивалась, даже какое-то время спала с ней рядом. Раскусить Фриду нелегко, и кто очень внимателен - а какие из этих господ достаточно внимательны? - того она сразу собьет с толку. Никто лучше самой Фриды не знает, до чего у ней жалкий вид, сли, например, увидишь впервые, как она распускает жидкие волосы, так от жалости только всплеснешь руками, такую девушку, по правде говоря, нельзя допускать даже к должности горничной; да она и сама это чувствует, сколько раз она плакала, прижималась к Пепи, прикладывала косу Пепи к своим волосам. Но стоит ей только встать на рабочее место, и все сомнения как рукой снимает, она чувствует себя самой красивой из всех и притом умеет любого человека в этом убедить. Людей она хророшо понимает, в этом её главное искусство. И врет она без удержу, сразу обманывает, чтобы люди не успели деть. Конечно, надолго её не хватает, есть же у людей глаза, и в конце концов они всю правду увидят. Но как только она заметить такую опасность, у неё в ту же минуту наготове новое средство борьбы, , в последнее время, например, её связь с Кламмом".

Это не Фрида-Муза спала рядом с Пепи-Прозой, это Франц Кафка в юности и молодости писал одновременно стихи и пробовал писать прозу, так что вышеприведенная цитата -его откровение по поводу этих родов литературы. Мне это очень понятно, так как еще лет в 16 я уловил эту ипостась Поэзии - её сознательную лживость. Правда, я не учел, что это - ложь во спасение, даже - ложь во спасение человеческой психики, что признал только лет десять спустя. В этом отношении я "солидарен" с Кафкой: у нас обоих - "позднее зажигание", но поэтический опыт непременен для каждого литератора, потому что он вырабатывает средства выразительности, точность выражений и психологическую подоплеку. Это я не о себе уже говорю - о Кафке, все это присутствует в вышеприведенной цитате, где буквально каждый пассаж - не в бровь, а в глаз. Возьмите то же сравнение косы Пепи с жидкими волосами Фриды…

Отчего наш герой прибег к столь завуалированной дидактике? К тому - к концу романа? У меня только одно предположение - он сделал это сознательно и сознательно же завуалировал свои мысли. И в связи с этим я начинаю приходить к выводу, что многослойность романа "Замок" - намеренная, что автор с самого начала решил вложить в него весь свой литературны и духовный опыт, мало того, когда он понял, что открыл шкатулку Пандоры, что в избранном им направлении можно идти бесконечно и бесконечно же трактовать здесь жизнь во всех её аспектах, ему стало не то чтобы скучно, а - грустно: всей жизни человеческой не хватит для осуществления столь грандиозного замысла, а Кафке оставалось… всего два года, и он это чувствовал. , может быть, в этом и кроется видимое незавершение романа, его нисхождение к последней фразе?

У меня только что родилось сравнение, которое уже четверть века напрашивается самом собой: Франц Кафка ощущал себя Гулливером среди великанов и одновременно - Гулливером среди лилипутов. Лжонатан Свифт здесь вполне к месту, его книга - тоже безусловная притча, и, если вспомнить, как после кораблекрушения Гулливер оказывается накрепко связанным мельчайшими нитями и стараниями лилипутов (о чудовищном бессилии и унижении его среди великанов я уж не говорю), то психологическая подоплека любого человека (а Кафки - в особенности) - въяве. Мы живем животными инстинктами, претендуя на духовные, но связывающая их психологическая ткань ослабляет и то и другое, стремясь использовать для себя обе, обернуть в свою пользу, к обеим приладиться.

Об этом тоже автор "думает" в романе "Замок" - используя образ Кламма, который тоже - не хуже матрешки - многозначен. и - одновременно - в наибольшей степени завуалирован. Вообще образ Кламма требует особого исследования, так как он - промежуточное звено между К. и Замком. Пери недаром вспоминает его в связи с Фридой:

"Связь с Кламмом! Если сомневаешься, можешь сам проверить: подойди к Кламму и спроси его. До чего же хитра, до чего же хитра! Но, , может быть, почему-либо ты не посмеешь с таким вопросом идти к Кламму, , может быть, тебя и по гораздо более важным вопросом к нему не пустят, , может быть, вообще Кламм для тебя вовсе не доступен - именно для тебя и таких, как ты, потому что Фрида, например, влетает к нему когда хочет, - так вот, даже если это так, все равно можно это дело проверить, надо только выждать. Не станет же Кламм долго терпеть ложные слухи, наверное, он из кожи вон лезет, чтобы узнать, что о нем говорят и в буфете и в номерах, для него это чрезвычайно важно, и стоит ему услышать все эти выдумки, так он тут же их опровергнет. Однако он ничего не опровергает, вот и выходит - опровергать нечего, все - истинная правда".

С Кафкой не соскучишься! Вот он уже протягивает палец, кажется уже - можно уважительно пожать его вместо руки, ан нет! Дьявол сам распускает слухи о том, что его нет. Кламм же распускает слухи о том, что он существует. На самом деле есть дьявол и нет Кламма, хотя, с точностью до наоборот, можно сказать: нет дьявола, зато есть Кламм! Я уже говорил о Кламме в роли Гёте. Но эта отправная точка - пивной погребок в Лепциге, где Мефистофель откровенничает с Фаустом: "Черт рядом, а на то нет смётки, хоть прямо их хватай за глотки"¹. Кстати, как раз в Лейпциге печаталась первая книга Кафки "Созерцания". Франц Кафка - в своем стиле: его Кламма нисколько не похож на деятельного Мефистофеля. Впрочем, и К. не похож на Фауста. Кламм - не падший ангел, да и вообще - не ангел, так что, несмотря на все желание потрафить Замку, определив как карикатурный облик небесных чертогов, кламм здесь нам - не помощник. А наш автор еще и подкидывает дровишки в мой инквизиторский костерок: "Однако он ничего не опровергает, вот и выходит, что все - истинная правда". Образ Кламма - будем так считать - образ гения, уже заслужившего все свои регалии и закосневшего в своей славе до монументальности памятника. Деревенские жители судачат насчет того, что Фрида - любовница Кламма, и это можно было бы даже счесть правдой, если бы она не бросилась в объятия первого встречного - неизвестно откуда явившегося ЖИОГО человека. Кламм- памятник навел меня на мысль, что К. явился даже не в Деревню, а в театр марионеток. Ничего не скажешь, пьеса для этого театрика написана мастеровито, даже - почти гениально, лишь новоявленному актеру К. приходится по ходу пьесы придумывать себе роль, речи и реплики. Ты ведь уже заметил, читатель, что, как ни крути, речи К. и остальных персонажей не совпадают кардинально. Мало того, обе стороны трактуют речи друг друга в особо извращенной форме - форме почти правдоподобия. . есть здесь что-то от Мольера, а уж "Михаэль Кольхаас" Генриха фон Клейста служит в этом театрике суфлером. Это свидетельствует о том, что Франц Кафка - внимательный читатель, хорошо усвоивший значение гипертрофированных образов. Но наш герой употребил и иезуитское средство - он подводит читателя к самому краю пропасти, но не позволяет заглянуть в неё. Неизвестность - самая страшная тайна и - самая продуктивная. Литературные приемы Франца Кафки настолько многочисленны, что требуют особого исследования, но самый главный и самый продуктивный - по Шерлоку Холмсу - прятать сложное в простоте. Фантазирование Франц Кафка оставляет на долю детских (по образу мышления) писателей. По текстам Кафки слоняется то Диоген с фонарем, то любопытный до вопросов и ответов Сократ. Или даже не так - мы. читатель, наблюдаем только их тени и уж сами должны представить себе, кто их отбрасывает. Возникает еще и образ пещеры Платона - словом, не зря наш герой получил классическое образование. Но вся философская подоплека Франца Кафки как раз к обнаружению и не стремится, не желает формулироваться и прокламироваться. И - тем не менее - она существует. В конце концов, Пепи "заговаривает зубы" не К., а нам, читатель. И все - для того, чтобы мы могли пожертвовать привычными представлениями в пользу истины.

"Во всяком случае, как это ни удивительно, Фрида и вправду возлюбленная Кламма, а если она хороша для Кламма, так как же другим ею не любоваться; и не успели все опомниться, как Фрида попала в красавицы".

Вообще-то ненароком здесь стрела автора попала в Моду, но эта бронированная дама и её посчитала своим украшением (пусть с опозданием), хотя целился он дальше и выше. ЭФФЕКТИВНОЕ ФИКТИВНОЕ - вот что хотел он поразить. Тот самый морок, который пестует человечество на каждом шагу - не зная истинного, пользоваться паллиативами Началось третье тысячелетие от Рождества Христова, а колея человеческих ошибок стала еще глубже, хотя телега цивилизации даже не замечает, что её колеса увязли по самую ступицу.

¹ Перевод Б.Пастернака.

Назад | К содержанию | Читать дальше

Дневник о Франце Кафке

Исследование текстов

Валерий Белоножко