Оленные люди на грани

Нам очень не повезло с литературой так называемых «малых народов» СССР, в частности — ханты и манси. трагические стороны жизни их остались за пределами обложек книг Еремея Айпина и Ювана Шесталова. Даже алкоголизация не внушила им нужного гражданского и писательского чувства до такой степени, чтобы пострадать за правду. А экзотика не вынесла на свет Божий верования, особенно — психологическую их сторону. Но это — не их вина, а наша беда —обратная сторона великодержавности. К сожалению, среди множества бед эта — казалась столь малозначительной, что её последствия осознавались буквально одиночками, не могущими создать общественного звучания. И нынешняя этнографическая литература, со связанными деньгами крыльями продвигает экзотику факта, а не глубинного слоя жизни манси и ханты. Люди других национальностей при общении с местными аборигенами тоже имеют мало возможностей для детальной проработки их актера, так что они не идут далее представления о них, как о больших детях природы. Может быть, кроме нашей великодержавности, более всего мешает именно нами же привнесенная на северные просторы алкоголизация, которая нам угрожает почти так же стремительно и страшно.

Мое многолетнее общение с ханты Геннадием Райшевым показало. Как мало я увидел в нем именно национальную составляющую, поскольку я так и не удосужился расспросить его о сакральной сущности его картин и офортов. А они во многом пронизаны ею, особенно — в начальный период творчества. Анализировать его с этой точки зрения не так-то просто — конференции в большей степени дыханию к этом творчестве мировой праны. Ведовство художника представляется нам сакральностью, которая скрыта, которая скрыта талантом художника в общении скорее с природой, чем её религиозным откровением. Христианизация народов Севера привнесла настолько малую составляющую их жизни, что и принимать-то её во внимание невозможно. А медвежьи праздники и возрождающиеся культы жертвоприношения оленя не дают стороннему зрителю подоплеки этих обнаружений народных верований. Ниже я приведу сведения о трагической жизни северных народов из первых рук, и отнестись к ним придется не с правовой и не эмоциональной точки зрения, а взять за исходную точку природу, которая диктовала и диктует аборигенам все и вся — по всем буквам природного алфавита.

«Дятловская» тема с сакральностью связана очень мало, разве что Майя Пискарева разрабатывает её в силу действительной или придуманной ей сопричастностью. Но фактов у неё практически нет — разве можно оперировать одним-двумя случаями убийства манси на охоте? В повести «Прощай. Кастанеда» я уже рассказывал о братьях — егерях, но мне еще предстоит вернуться к трагедии этой большой семьи — к случаю убийства брата братом на волчьей облаве в наших местах. убийца по несчастью был судим и отсидел срок, но трагедия эта заслуживает более пристального внимания, поскольку более связана с природной сутью человека, который подвержен случайностям природного бытия.

А теперь я воспользуюсь замечательным трудом исследователя Севера Кнуда Расмуссена «Великий санный путь». Автор — на четверть эскимос — прошел на собаках 18 тусяч километров по всем местам обитания эскимосов на Севере в 1921 — 1924 г. г.,, и его трудная жестокая правда поможет нам ориентироваться до некоторой степени и в нашей теме. Упомяну также, что автор знал эскимосский язык, так что не имел трудностей ни в общении с собратьями по Северу, ни надобности скрывать всю трагическую подоплеку этой жизни.

Итак, Кнуд Расмуссен, «Великий санный путь». Я намеренно стану цитировать его без каких — либо собственных комментариев.

«Ярче всего характеризует племя «охотников на мускусных быков» их темперамент, их экспансивность и своеобразное отражение этого в их песнях и сказаниях. Из всех встреченных мной племен они самые даровитые поэты; в песнях своих они не ограничиваются эпическими описаниями охотничьих приключений и подвигов, которыми гордятся, но отличаются еще талантом, которого я не встречал ни у кого больше из жителей здешних мест, подлинным лиризмом.

Темперамент их сказывается двояко — не только художественными наклонностями и способностями, но и поступками, действиями, которые не всегда согласуются с моралью белых людей. Поэтому, прежде чем описывать их как певцов, поэтов и товарищей по охоте, небезынтересно будет, например, упомянуть о том, как смотрит на них канадская конная полиция, однажды выславшая сюда свой патруль. Двое американских ученых Рэдфорд и Стрит предприняли в 1913 году санную поездку по Баррен-Граундсу до арктического побережья. В глубине залива Батерст, откуда они хотели идти с проводниками дальше к западу, у них вышла ссора с туземцами, и кончилась она тем, что оба ученых были зарезаны мужчинами стойбища. Рэдфорда рисуют очень вспыльчивым человеком, который избил хлыстом эскимоса, отказавшегося сопровождать их; таким образом, виновником катастрофы был, несомненно, он сам. Тем интереснее послушать характеристику, данную эскимосам Батерстского залива начальником полицейского патруля. Самих убийц он не нашел, встретив только их соплеменников, которых он аттестовал как воров от природы, ужасных лгунов и настолько ненадежных людей, что он не удивился бы, если бы услыхал еще о новых случаях убийства, — ведь любой из них готов душу продать черту за ружье!

Оригинально, что мы с Лео Хансеном около месяца прожили в Малерисиорфике вместе с двумя убийцами, которых разыскивала полиция: Хагдлагдлаок и Канияк. Второй из них был даже нашим хозяином долгое время, и мы знали их как симпатичных, страшно услужливых людей, которые доказали нам свою привязанность и преданность, — словом, оставили у нас по себе хорошую память.

Слишком легко говорят о «разбойничьих шайках» этого племени, совершенно не считаясь с тем, что люди эти проще нас, белых, смотрят на жизнь и смерть, не делая между ними такой торжественной разницы [47]. Нравы и обычаи их совершенно отличны от наших; пресловутое истребление «лишних» девочек создает такие ненормальности быта, что борьба за женщину, а отсюда многие случаи кровной мести [48] выработали своеобразную мораль у этих легкомысленных и темпераментных детей природы.

Мистер Кларк и я обследовали однажды небольшое стойбище снежных хижин, где проживало 15 семейств, и результат получился тот, что не нашлось ни единого взрослого мужчины, который бы не был так или иначе замешан в убийстве. Надо согласиться, что это не только трагедия, но и несчастье для племени; тем не менее это результат морали кочевников, основанной на бесчисленных родовых традициях. Я должен поэтому повторить то, что уже говорил раньше о «тюленьих эскимосах»: несправедливо было бы считать здешних убийц преступниками или дурными людьми. Напротив, это бывают лучшие люди племени и во многих случаях даже столпы здешних маленьких общин. У них из-за пустяков дело часто доходит до драки, которая почти всегда бывает жестокой, беспощадной. Но об этом быстро забывается — нельзя же вечно злиться друг на друга. Поэтому люди, у которых были серьезные столкновения, отлично могут стать опять лучшими друзьями.

*

После двухдневных поисков мы достигли своей цели. Очутились среди людей в маленьком стойбище всего из трех палаток. Человека, принявшего нас, звали Игьюгарьюк. Он сразу произвел на нас хорошее впечатление, так как в противоположность всем своим землякам в этой местности встретил нас с бесстрашным радушием. Было что-то жизнерадостное в его широкой улыбке, и это сразу нас покорило. Кроме того, я кое-что узнал о нем заранее от ближайших соседей на реке Казан. И способ, каким он добыл себе свою первую жену, был даже по сравнению с обычными у эскимосов методами сватовства, мягко выражаясь, сногсшибательным. Он никак не мог заполучить ее и потому вместе со своим старшим братом внезапно появился во входном отверстии снежной хижины своей возлюбленной и перестрелял семь-восемь человек: тестя, тещу, зятьев и невесток, пока девушка, без которой он не мог жить, не осталась, наконец, одна в хижине и он не добился своего.

Немудрено, что я был очень поражен, когда человек с таким темпераментом сразу по моем прибытии официально представился мне как местный блюститель закона и порядка, протянув документ за подписью и печатью Канадского правительства. Документ, помеченный апрелем 1921 года, был выдан в его стойбище во время преследования одного убийцы и начинался так: «Сим свидетельствуется, что предъявитель сего Эд-джоа-джук (Игьюгарьюк) с озера Чи-ко-лиг-джу-ак с сего дня мною, нижеподписавшимся, Альбертом Е. Римсом, королевским судьей Северо-Западной территории, назначен констэблем на указанной территории со специальной задачей выдать и представить на суд некоего Куаутвака, эскимоса-падлермиут, обвиняемого в двойном убийстве...»

Я прочел документ с подобающей серьезностью и в свою очередь протянул Игьюгарьюку старую газету, взятую мной для завертки. Он с достоинством принял ее от меня и просмотрел столь же внимательно, как я его документ. С этой минуты мы стали друзьями с полной верой друг в друга.

Игьюгарьюк был, однако, далек от какого-либо шарлатанства и, припоминая всех людей, с которыми я сталкивался на протяжении всего пути от Гренландии до Сибири, скажу, что ему принадлежит выдающееся место. Это был человек самостоятельный, умственно развитой и разумно властный среди своих земляков. Он тотчас пригласил нас в одну из своих палаток. Как и подобает большому человеку, он имел двух жен. Старшая, Кивкарьюк — «Обглоданная кость», бывшая причиной вышеупомянутой кровавой бойни, должна была уступить трон молодой красотке Аткарала — «Малютке, нисходящей к человеку» и, конечно, к ней-то в палатку он нас и пове.

*

Не прошло и дня, как мы почувствовали стену между нами и этими удивительными континентальными эскимосами. С виду они вполне доверяли нам и всячески старались удовлетворить нашу любознательность, когда мы расспрашивали их. Вечером я и попытался было завести беседу на главную, интересовавшую меня тему. Я объяснил Игьюгарьюку, слывшему заклинателем духов по всему Баррен-Граундсу, как важно было бы для меня ознакомиться с их представлениями о жизни, с их верованиями и преданиями. Но тут я уткнулся лбом в стену. Ответ был короткий и определенный: он человек невежественный, ничего не знает о прошлом своего народа, а люди просто врут, говоря, что он заклинатель.

Я понял, что поторопился, что мне еще далеко до настоящего доверия со стороны Игьюгарьюка.

*

Для укрепления нового знакомства я потратил несколько дней на совместные охоты и на покупку разных мелких предметов, имевших этнографический интерес. Я понял, что надобно известное время для завоевания полного доверия этих людей. Конечно, большинству из них не впервой было вести торг с белыми, но свое мировоззрение, мысли о жизни и смерти они оставляли при себе, не желая обсуждать их с чужаками. И я надеялся, что все, так поразившее нас при нашем прибытии, только внешнее, а внутренняя жизнь их столь же проста, примитивна, как и жизнь других встречавшихся нам эскимосов. Вообще это были люди спокойные, неторопливые...

*

Искатели правды

Игьюгарьюк, так определенно утверждавший, что он не заклинатель духов и ровно ничего не знает из древней истории своего народа, скоро переменил фронт, почувствовав ко мне доверие и поняв, как серьезно отношусь я ко всем этим вопросам. Поэтому мне удалось с его помощью заглянуть в глубины эскимосской культуры, во многом для меня совершенно новой. Сведения давались шаткие и разрозненные, но то-то и хорошо, ведь мне и хотелось получить понятие о самом первобытном мировоззрении.

Философия Игьюгарьюка была проста и прямолинейна настолько, что его теории часто оказывались поразительно современными. Все его мировоззрение можно резюмировать следующими его же собственными словами: «Истинную мудрость можно обрести лишь вдали от людей в великом уединении, и постигается она лишь путем страданий. Только нужда и страдания могут открыть уму человека то, что скрыто от других».

От Игьюгарьюка узнал я, что заклинателем человек становится не потому, что сам этого захочет, — некие таинственные силы мира дают ему почувствовать, что он избран, и это избрание принимается им как откровение во сне.

Великую силу, управляющую судьбой всех людей, называют Хила, и ее очень трудно объяснить. Слово это имеет три смысла; оно означает: и весь мир, и погоду — хорошую или плохую, и смесь здравого смысла, разума и мудрости. В религиозном смысле слово это употребляется, когда говорят о силе, которой могут быть наделены люди, и олицетворяется она ближе всего Хилап Инуа — «господином силы». Часто название это обозначает и другую силу — духа в образе женщины; он пребывает где-то во Вселенной и появляется лишь когда в нем особенно нуждаются. Но все боятся этой силы, как строгой правительницы, проверяющей все дела людей. Она вездесуща и дает знать о себе, как только ее вмешательство требуется.

Одна из главных заповедей велит людям относиться к своей насущной пище с глубоким благоговением, чтобы ничто из нее не пропадало. Убив оленя, следует поэтому строго соблюдать известные обряды для воздания должной чести убитому зверю; необходимо также тщательно схоронить все, что не пойдет людям в пищу, — даже если это требуха.

Все табу налагаются ради Хилы, чтобы не нарушить добрых отношений с ней. Требуется от людей немного, зато всякое нарушение с их стороны строго карается, то есть на них насылается непогода, болезнь или неудача на охоте — все то, чего они больше всего боятся.

Заклинатель духов — посредник между Хилой и людьми, и главная его задача исцелять больных или спасать тех, кого гонит злоба других людей.

*

Тут услыхали мы звуки — не то зверь перед смертью воет, не то человек вопит вдалеке. Когда подъехали ближе, стали различать слова. Но сначала в толк их взять не могли, как будто они откуда-то из далека-далека доходили. Как будто и слова и не слова, и голос совсем надорванный. Мы прислушались еще и еще, чтобы разобрать отдельные слова в этом вопле, и, наконец, поняли в чем дело. Голос прерывался на каждом слове, но пытался выговорить вот что: «Недостойна я больше жить с людьми, я съела свою семью».

Мы с мужем расслышали, что это женщина; поглядели друг на друга и сказали: «Людоедка! Что с нами теперь будет?»

И только увидали мы маленький навес из снега и обрывка оленьей шкуры. Голос все время бормотал что-то невнятное. Когда мы еще приблизились, то увидали обглоданную человечью голову. А под навесиком сидела на корточках женщина лицом к нам. Веки у нее были кровавые, так много она плакала.

«Кикак — Ты, обглоданная кость моя, — сказала она, — я съела своего мужа и детей».

Кикак — Такое имя она дала моему мужу.

Сама она была кожа да кости, и крови совсем как будто не осталось в ней, и мало что на ней самой было, потому что она съела бoльшую часть своей одежды, и рукава и подол — все до пояса. Мой муж наклонился к ней, и она зашептала: «Я съела твоего товарища по праздникам певцов»

Муж мой ответил: «Ты хотела выжить и потому выжила».

Мы тотчас разбили палатку поблизости от ее навеса, отрезали кусок от передней занавески и поставили маленькую палатку для женщины. Она была нечистая, и нельзя было ей жить вместе с нами. Она пыталась встать, но упала на снег. Мы пробовали дать ей мороженой оленины, но она проглотила раза два — сколько в рот можно положить, затряслась вся и больше уж не могла есть.

Мы бросили свою поездку и повезли женщину назад в Иглулик, там у нее был брат. Потом она поправилась и теперь замужем за великим ловцом Игтуссарссуа, у которого стала любимой женой, хотя у него была уже раньше жена. Да вот и все, мне больше нечего рассказать об этом самом жутком случае в моей жизни

*

— Звери и люди близки друг другу, — говорит Ауа, — потому наши предки и верили, что можно попеременно быть то зверем то человеком..."

* * *

Цивилизационный скачок северных народов в двадцатом веке нельзя недооценивать, как нельзя не принимать во внимание тот факт, что Расмуссен был среди эскимосов, тогда как нынешние манси, напротив, обитают среди русскоязычного населения и не могут чувствовать себя хозяевами положения, а главное — своих охотничьих угодий. По собственному опыту знаю, как тяжело встретить следы чужака возле своих избушек или в них — возникает первобытное чувство какой-то возможной опасности. До сих пор не выходит из памяти, как однажды я обнаружил собственную зимнюю шапку, напяленную на стволик и простреленную дробью.

Но группа Дятлова была в пути всего четыре дня и вряд ли успела наткнуться на мансийское святилище или поссориться с местным охотником. Вспомним, что предыдущая группа туристов на Отортене в летнем походе, когда вообще могло не остаться никаких следов, не была подвергнута мансийской мести.

Да и буде таковое ритуальное убийство, вряд ли советская власть поступила бы так, как это сделала канадская конная полиция в эскимосском случае.

А приплетать сюда истории из вековой пропасти и вовсе смешно.

Трагедией группы Дятлова занимаются отчего-то дилетанты, тогда как «серьезные» люди сторонятся сей проблемы. Отчего? Вот даже Борис Акунин «сказал» свое слово — не симптом ли это несерьезного отношения к делу?

Мансийская «копирка»

Внимательно отнесемся к некоторым пассажам из протоколов допросов Уголовного Дела:

Ремпель Иван Дмитриевич:

«У народов манси, проживающих на территории нашего лесничества и в том районе, где погибли туристы, священных мест или молебных камней не имеется. Из рассказов местных жителей мне известно, что у манси молебные камни находятся в верховьях Вижая, за 100-150 км от места гибели туристов. Больше показать ничего не могу, с моих слов записано верно и мною прочитано».

Ряжнев Георгий Иванович:

«Из 10 туристов, увезенных на 2 северный рудник, один на второй день вернулся обратно в 41 квартал и, кажется, он у нас ночевал, но точно не помню. Вернулся этот турист обратно по болезни. О встречах с манси или кем другим он мне ничего не говорил. Возвратившийся турист с 41 квартала вместе со мною выехал в пос. Вижай на автомашине. О том, что манси имеют какие-то священные горы и камни в нашем районе, я не знаю, но слышал от людей, что у них имеются священные ямы по реке Лозьва

Чеглаков Алексей Семенович:

«Гора, где была обнаружена палатка и трупы, не является священным местом манси. Священные места манси от этого места очень далеко. Когда с нами работали манси — Куриков Степан и другие по розыску туристов, поведение их было нормальным, и они даже сожалели, что так нехорошо произошло с туристами. По обстоятельствам, которые мне пришлось видеть в районе поисков погибших людей, я со своей стороны считаю, что они могли погибнуть только от стихии. Заинтересованных в гибели туристов со стороны манси не должно быть»

А вот это оперативность! То есть, несмотря на то, что манси «прессовать» давно перестали, слежка за ними продолжалась и, как мы видим, результативно:

«Протокол допроса свидетеля

12 марта 1959 г. прокурор криминалист Иванов допросил в качестве свидетеля

1. Фамилия, имя и отчество: Жильцов Фрол Минаевич
2. Год рожд. 1922
3. Место рожд. Орловской области Брасовский р-н, с. Суптиньское
4. Адрес пос. Кр. Октябрь Ивдельского района
5. Парт. б/п
6. Нац. русский
7. Гражд.
8. Паспорт и др. документы x III 78 496968
9. Образование: 7 классов
10. Профессия и специальность: экспедитор в Ла(н?)гуро-(неразборчиво) партии северной экспедиции ( мое примечание. СЕВЕРНАЯ ГЕОЛОГОРАЗВЕДОЧНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ФГУП до сих пор базируется в г. Ивдель, Фестивальная 14
15. не судим

след. лист

Вчера, 11/III-59 г. я был в доме приезжих Северной экспедиции. Вечером в дом приезжих зашли 2 человека по национальности манси. Оба одеты по-русски — один в демисезонном пальтом, а другой в полупальто.
Один из них стал что-то писать, а когда кончил писать, то запечатал письмо в. Адреса не написал, а передал второму манси.
Еще когда манси писал письмо, то я видел фамилию Курикова. О чем сообщалось в письме я не знаю. Манси сразу ушли.
В коридоре дома приезжих я встретил нашего парторга Карпова и сказал, что были неизвестные для меня манси и что-от писали. Сегодня утром этих манси не встретил. Фамилию Хаптанзеев я Карпову не называл и Хаптанзеев в доме приезжих в этот день не был, по крайней мере я его не видел.

Записано верно и мне прочитано».

Трафаретные вопросы следствия, практически — подсказки, и трафаретные ответы как русских, так и манси, говорят о многом. Прежде всего — о сепаратном мире и договоренности: одни обещали помалкивать, другие — не «давить» и оставить в покое целую народность.

Сначала, правда, местные власти «прокололись». Они простосердечно решили, что событие столь большой важности, произошедшее на их территории, полностью находится в их компетенции. Особо важные органы не поставили их в известность по поводу сути события, и ивдельские органы «побежали впереди паровоза», допросив почтарей и арестовав манси, применив к ним даже меры физического воздействия. Следователь Коротаев, этакий «Иванушка» из русских сказок, получил приказ прекратить самоуправство милиции...

Дело в том, что, как мы знаем, было уже девять трупов — примем гипотезу, что дятловцы были уничтожены. Манси в дебрях своих вездесущи и были в курсе событий. Заставить их замолчать методов физического устранения свидетелей, невозможно — невозможно уничтожить целую народность, хотя в практике советской власти прежде такие попытки были.

Легенды о депутате и шамане Семене Курикове — не на пустом месте. Правда, эти легенды экзотичны, вплоть до его лыжного похода до Свердловска, но это — очень к правде легенда: Куриков от имени своего народа заключил договор с советской властью — знать, но помалкивать «в тряпочку».

Тем не менее, манси тревожились по сему поводу — смотри протокол Флора Жильцова. Это действие манси вызвало ответную реакцию — целую серию допросов. Вообще-то протоколы были практически формальны — манси напомнили о договоренности и ответственности, конечно — негласно.

Теперь они все поняли правильно и более никогда не свидетельствовали о трагедии. Мне могут не поверить, но пусть читатель вспомнит об умении манси хранить «священные» тайны.

Нужно очень внимательно отнестись к фигуре следователя Коротаева, работавшего, по-видимому, на обе конторы — недаром после перестройки он стал «важняком» уже в столице. Лев Иванов, хоть и с повышением, был отправлен в ссылку в Казахстан.

Журналист Геннадий Константинович григорьев, участвовавший в поисках дятловцев, на вопрос Дениса Милькова ответил следующее:

«Г. Г. К. — Столько лет прошло. Помню, что ураганы в ту зиму были страшные, да такие, что даже для местных манси редкость. Манси... Они рассказывали мне, что гора — то у них, где нашли палатку, священная была, они молились там внизу. Молебное место у горы было не таким, как мы представляем, в виде капища с идолами, а просто место.

А вообще, манси очень добрые и хорошие люди. Они последнее с себя отдадут нуждающимся. У меня даже в мыслях не было, что они могли убить. С такими людьми можно в разведку идти. Я был знаком с Анямовыми и Бахтияровыми с 1958 года. А с Куриковыми был дружен и после этих событий...

Карпинская сенсация

«Показания карпинца помогут, возможно, раскрыть тайну гибели туристов на перевале Дятлова

Автор Редакция 19/01/2016 | 1 Комментарий | Просмотров: 759

У свердловской полиции появились уникальные показания, позволяющие раскрыть тайну перевала Дятлова. Об этом пишет Znak. com. Публикуем текст с небольшими сокращениями.

В руки свердловских полицейских попала зацепка, способная раскрыть тайну гибели туристической группы Игоря Дятлова в 1959 году на склоне горы Отортен. Как стало известно Znak. com, важные показания дал 72-летний житель Верхотурья, в прошлом заядлый охотник Анатолий Степочкин.

К правоохранителям он попал из-за ружья, всплывшего в уголовном деле о вымогательстве. Выяснилось, что это оружие раньше принадлежало возможному участнику расправы над туристами. А мотивом убийства стала чужая тайна, которую вольно или невольно раскрыли дятловцы.

Анатолий Степочкин живет в Верхотурье. В 80-х годах он работал на Эльмаше. Кто из карпинцев помнит его?

Следователь отдела полиции № 33 «Новолялинский» (дислоцируется в Верхотурье) Олег Васнин, распутывая дело о вооружённом вымогательстве (статья 163 УК РФ), совершенно случайно вышел на след, который может пролить свет на едва ли не самую страшную загадку Среднего Урала второй половины XX века. Как и почему в 1959 году на склоне горы Отортен, что на самом севере области, погибла туристическая группа Игоря Дятлова?

Случайная находка

Разбираясь с изъятым у преступников охотничьим ружьем ТОЗ-34, Васнин выяснил, что ранее оно принадлежало 72-летнему пенсионеру Анатолию Степочкину. Несколько лет назад Степочкин, завязав по состоянию здоровья с охотой, продал его молодому коллеге (перерегистрация официально завизирована в МВД), а уже у того это ружье отняли преступники, использовав для своих целей.

К нападению Степочкин не имел никакого отношения, тем не менее его все равно требовалось опросить. Каково же было удивление полицейского, когда эта беседа вывела к таинственной гибели дятловцев.

Оказалось, что Степочкин — не первый владелец ружья ТОЗ-34. Зимой 1981 года он выменял его, а также пару соболиных шкур и охотничью собаку на свой немецкий Sauer. Произошло это где-то в тайге на границе Свердловской области и Ханты-Мансийского автономного округа. Второй стороной в обмене был охотник-промысловик, которого свердловский пенсионер называет коротко — «хант».

В придачу к сделке этот хант рассказал Степочкину историю ужасной смерти туристической группы, покусившейся на святилище аборигенов. (Стоит отметить, что в 1981 году история дятловцев была практически неизвестна).

Анатолий Степочкин и корреспондент Игорь Пушкарев.
Анатолий Степочкин и корреспондент Игорь Пушкарев.

Рассказ охотника

Вот как звучит эта история в интервью Степочкина корреспондентам Znak. com.

— Анатолий Сергеевич, как вы познакомились с хантом, о котором упомянули следователю?

— Я работал в Карпинске начальником транспортного цеха электромашиностроительного завода. И вот в декабре месяце послали нас в командировку в Саранпауль (село на реке Ляпин в Ханты-Мансийском округе — прим. ред.).

— Какой это год?
— 1981-й. Был у нас еще [на заводе] Анатолий Безигин, он умер сейчас уже, правда, [с ним поехали]. Я на КРАЗе-вездеходе, он на ЗИЛ-131. В декабре меня с Анатолием посылают за рыбой для завода, шесть тонн надо было привезти. В Саранпауле была рыбная бригада, а наш представитель договорился с ними. Он самолетом вылетел, тогда еще в Карпинске был аэродром, а там посадочная площадка. Мы на машинах. Доехали до Ивделя, потом до Бурмантово, до заправки. Доехали до заправки, заправились. Нам говорят, что прошел один «Кировец» (тяжелый трактор К-700), дорога плохая. Ну, поехали. Километров, наверное, 40 проехали, дорога хреновая. Сели пообедать, заглушили моторы...

— То есть в Вижай вы не заезжали?
— В Вижай не заезжали, прямо на Саранпауль поехали (расстояние от Карпинска порядка 500 км., доехать можно только по автозимникам — прим. ред.). И вот обедаем, слышим — гул. Идут три тягача АТС (артиллерийский тягач АТС-59Г — прим. ред.) с санями, везут горный хрусталь. Этот хрусталь идет для подводных лодок, для спутников. Был с ними Нечаев, бывший шофер, но прав лишенный. Парень хороший, мы с ним разговорились. Говорит: «Сейчас проедете!». Дорогу они натоптали нам. Они в Ивдель поехали, мы — туда. Только, говорят, прям через Леплю не езжайте, езжайте через Няксимволь (поселок на реке Северная Сосьва, ХМАО — прим. ред.). Мы, говорит, проскочили, и там лед у берега провалился. Вы, говорит, можете провалиться. А через Няксимволь круг — километров 70. Приехали в Няксимволь, там предупредили, что дальше будут речки метр глубиной, но берега обрывистые, езжайте потихоньку, а то мосты выбьете. На дорогу выехали, но уже поздно. Переночевали. Утром подъехали к речкам. У меня на КРАЗе лебедка была, я первым пошел... Толя спустился, засел, я его вытащил. Едем дальше, стоит палатка! Мы остановились, подошли — два собачонка, месяцев шесть, лосиное мясо лежит прикрытое, и никого нет. Мы поехали дальше. До Саранпауля доехали, рыбу погрузили, переночевали и поехали обратно. Опять до этой палатки дошли. Время под вечер. Гляжу, две большие собаки, значит, кто-то есть. Остановились, выходит хант: «Заходите». У него утепленная палатка, двое нар, печка стоит буржуйка. Познакомились. У меня с собой всегда «НЗ» (неприкосновенный запас — прим. ред.) был: пара бутылок «Столичной». Я говорю, Толя, принеси их. Хант вытащил холодец. Ему лет 40-45 было, наверное. Оприходовали их, Толя спать лег. Хант говорит: ты мансийскую брагу будешь пить? Я говорю, давай, мол. Вытаскивает из-под нар трехлитровую банку. Мы еще полбаночки шлепнули и разговорились. Я говорю ему: «Что же, мол, у вас только два собачонка, мясо ежит... утащить же могут». Он говорит: «У нас тут никто не трогает. Если кто возьмёт, мы все равно узнаем». И вспоминает, что были туристы...

— Он сам начал вам рассказывать эту историю?
— Сам. «Хозяева, — говорит, — мы здесь. Если кто-то что-то сделает, мы их накажем. У нас туристы были, они разграбили наше священное место». Я его спрашиваю: «Что за место у вас священное?». Говорит: «Там пещера, туда [местные] жертвоприношения приносили, и золото, и платину, и камни дорогие, и пушнину. В год они один раз туда собирались. Ну, туристы это место и разграбили».

— По его словам, они взяли что-то или просто напакостили как-то?
— Утащили всякие ценности: золото там, платину, пушнину. [Хант] говорит: «Когда наши узнали это, шаманы собрались, с собой охотников взяли и стали за ними следить. Вот, они на ночлег остановились в палатке. До темноты [нападавшие] дождались...». Я еще тогда подумал, видно, он сам участвовал в этом, так все четко рассказывал. Дальше говорит: «Ночью проделали дыру в палатке и шаманы запустили туда дурман какой-то. А мы с охотниками окружили это все, и когда им там плохо стало, они стали выскакивать из этих палаток. Мы их всех поймали и угробили всех там».

— Подробности какие-то рассказывал?
— Больше ничего.

— Не говорил, когда это было?
— Говорил, что раньше было. Я еще спросил его, что надо было заявить —людей же угробили. «Зачем? — отвечает он.— Мы сами тут хозяева, сами наказываем и милуем. Если к нам с добром приходят, мы к ним по добру — кто заблудится, выводим. Если они к нам так, то и мы так же».

— Вам не страшно было в одной палатке с таким человеком было сидеть?
— Откуда мы знали? К тому же он мне сказал, что если к ним с добром, то и они с добром. Дальше с ним разговорились. Он говорит, что нехорошее у него сейчас положение. «А что нехорошего?» — спрашиваю. Оказывается, упал и приклад у ружья сломал. Достает ТОЗ-34, «вертикалку». «Слушай, — ему говорю, — у меня тоже ружье есть, тоже 12-й калибр. Ты мне еще собачку в придачу подаришь»? «Сходи, принеси», — говорит. Принес ему из машины свое ружье, он только взял его в руки, и раз — под нары. Согласен. Он мне свое ружье отдал, собачку. Я ему еще нож хороший охотничий подарил. Утром встали, а собак нет, и шапки у меня нет. Где шапки, не получу щенка? Говорит: «[Собаки] сейчас придут». С часик мы посидели, они явились. Он мне дал берет, и я с беретом этим сюда уже приехал.

— Какой берет?

— Коричневый такой, магазинный.

— А как звали этого ханта?
— Не помню уже сейчас.

— Выглядел он как?
— В меховой куртке такой, унты на ногах.

«Ружейный» след и «прозрение»

Историю того, как наш собеседник с товарищем выбирались назад через тайгу на груженных рыбой грузовиках, опускаем как менее интересную.
Куда важнее два других момента. Первый — ружье, выменянное в тайге у ханта. Как любое другое оружие, оно номерное, следовательно, даже сейчас есть возможность установить, кто был его первым владельцем. И, если будет сопутствовать удача, выяснить данные ханта-промысловика, рассказавшего о гибели туристов.

Согласно выписке из охотничьего билета Степочкина (сейчас оригинал хранится в материалах уголовного дела), на ТОЗ-34 сохранился номер «21057». Также о ружье известно, что его калибр — 12 на 70, на передней части есть маркировка «УИ», на металлической пластине приклада — «У».

Конечно, оружие к собеседнику Степочкина могло попасть и неофициальным способом. Неконтролируемый оборот ружей у коренных малочисленных народов — до сих пор головная боль для российских правоохранителей. Но в любом случае в архивах должна храниться информация о первом владельце ствола.

Второй важный момент — объяснение пенсионера, почему он раньше никому не рассказывал об услышанном в уральской тайге 35 лет тому назад. Сам Степочкин говорит, что хоть и прожил всю жизнь на севере Свердловской области, туризмом как таковым не интересовался и о группе Дятлова ничего не слышал.

В последнем ничего удивительного нет. Материалы проводившегося в 1959 году следствия были засекречены и вслух о происшествии до 90-х старались не говорить. «Когда три года назад включил телевизор, вижу — фильм идет о них (группе Дятлова — прим. ред.), думаю — так, это же та история», — рассказал о своем прозрении Степочкин.

Впрочем, и после «прозрения» о своем разговоре с хантом верхотурский пенсионер рассказывал только сравнительно узкому кругу знакомых и родственников. О том, каким важным свидетелем он может быть, ему сказали уже после допроса у следователя полиции.

Шаманы на советском Урале

Версия о том, что именно представители коренного народа убили туристов из группы Дятлова, была основной у следствия до конца марта 1959 года. Считалось, что путешественники поплатились за то, что осквернили (возможно, одним только своим посещением) некое святилище манси.

Известно, например, что фигурантами уголовного дела о гибели на горе Отортен были девять представителей рода Бахтияровых. В отличие от других манси, они не принимали участия в поисках пропавших туристов и путались в показаниях, рассказывая, где они были в момент гибели дятловцев.

В источниках упоминается некий Никита Яковлевич Бахтияров, родившийся в 1873 году и проживавший в Ивдельском районе. В 1938 году он был осужден на пять лет лагерей. В справке об аресте Бахтиярова гласит: «Изобличается в том, что является нелегальным шаманом среди народности манси... Ежегодно Бахтияров собирает всех манси на один из отрогов Уральского хребта, называемый Вижай, где возглавляет и руководит жертвоприношениями по случаю религиозного праздника продолжительностью до двух недель».

Тем не менее к апрелю 1959 года все подозрения с манси были сняты. А в мае того же года уголовное дело о гибели туристов на склоне горы Отортен закрыли с формулировкой: «Причиной гибели была стихийная сила, преодолеть которую они были не в состоянии».

«Следователь [Владимир] Коротаев [который первоначально вел это дело] ведь вспоминал, что они были склонны применить пытки к манси и даже начали эти жесткие действия. Но положение спасла одна из портних (женщина пришла в УВД Ивделя и случайно увидела сушившуюся там палатку погибших туристов — прим. ред.), которая сказала, что палатка разрезана изнутри.

Следовательно, если они (дятловцы — прим. ред.) сами вылезли, то никакого нападения не было и никто им не мешал», — пояснил Znak. com один из главных экспертов по делу, глава фонда «Памяти группы Дятлова» Юрий Кунцевич.

Кунцевич говорит, что нет никаких свидетельств посещения дятловцами каких-либо мансийских святилищ. «Из дневников, которые опубликованы в уголовном деле, и тех, что есть у нас в фонде, [о посещении мансийских святилищ] ничего не сказано, даже намека не сделано. Что это за святилище? Лабаз, это лабаз — понятно. Они там встречали и мансийские лабазы», — говорит Кунцевич.

Он уверен, что участники группы Дятлова просто по морально-этическим соображениям не в состоянии были разграбить мансийское святилище.

Кунцевич вспоминает, как вместе с «дятловцами» ходил в агитпоходы по отдаленным деревням Свердловской области с концертами: «Это была передовая молодежь. Все на чистом интересе — духовном и культурном». Глава фонда также напоминает, что члены тургруппы «учили мансийский язык» — «у каждого в дневнике было записано по нескольку мансийских слов, чтобы здороваться, общаться». «Никакой агрессии к малым народам у них не было», — подчеркивает собеседник.

Кроме того, у части группы, включая самого Дятлова, был опыт общения с манси. «Они там были годом раньше на Чистопе (соседняя вершина с Отортен — прим. ред.)», — пояснил Кунцевич.

Ушминская пещера

Впрочем, участники турпохода могли осквернить святилище невольно. Как минимум одно такое место на пути следования группы Дятлова было. Это так называемая Ушминская пещера, известная также как Лозьвинская и Шайтан-яма.

Вот что о ней говорится в книге «Культовые памятники горно-лесного Урала» (издание 2004 года, составлена сотрудниками Института истории и археологии УрО РАН): «Первые сведения об использовании манси этой пещеры в культовой практике собрал В. Н. Чернецов (известный на Урале археолог и этнограф — прим. ред.), путешествуя в 1937 году по Среднему и Северному Уралу. Проводники ему сообщили, что здесь располагалось родовое святилище рода Бахтияровых».

Возле Ушминской пещеры дятловцы могли быть 26 или 27 января 1959 года. Судя по имеющимся описаниям, неподалеку от святилища в 1959 году располагался поселок лесозаготовителей, упоминаемый как «41-й квартал». Группа Дятлова прибыла туда на попутке из Ивделя вечером 26 января 1959 года.

На следующий день они совершили первый пеший переход вверх по Лозьве через поселок Ушма к заброшенному поселку золотодобытчиков Второй Северный выше по Лозьве.
Начальник лесоучастка Ражев дал туристам даже проводника и подводу с лошадью, чтобы не тащить на себе рюкзаки.

В издании «Культовые памятники горно-лесного Урала» есть как минимум еще два примечательных момента, касающихся Ушминской пещеры.

Прежде всего, вход туда женщинам был строго запрещен. «Манси, путешествуя по Лозьве мимо этого святилища, высаживали всех женщин и детей в 2 км до скалы. Они должны были обойти священное место болотистым, густозалесенным противоположным берегом, запрещалось даже смотреть в сторону капища», — говорится в книге.

В группе Дятлова были две девушки: Зинаида Колмогорова (замерзла на склоне Отортена неподалеку от места, где нашли тело Дятлова) и Людмила Дубинина. Травмы, зафиксированные на теле последней, еще в 1959 году наводили на мысль о ритуальном убийстве. В судебно-медицинском акте осмотра трупа перечисляется: глазные яблоки отсутствуют, хрящи носа сплющены, отсутствуют мягкие ткани верхней губы справа с обнажением верхней челюсти и зубов, язык в полости рта отсутствует.

Добавим, что образ миролюбивых охотников, какими рисуют манси противники версии об их участии в расправе над туристами в 1959 году, не соответствует реалиям. Еще в XV веке мансийские княжества успешно воевали с русскими, нападая на их поселения в Пермском крае. Это — из далекой истории, но и в XX веке взаимоотношения с северными народами складываются не просто.

Так, среди исследователей обстоятельств гибели группы Дятлова часто упоминается ссылка на заявление тогдашнего секретаря Ивдельского горкома партии Проданова. Утверждается, что он напоминал следствию случай 1939 года, когда манси утопили под горой Отортен женщину-геолога, связав ей руки и ноги. Ее казнь якобы также была ритуальной — за нарушение запретных для женщин границ. Не исключено, впрочем, что это выдумка.

Впрочем, все изложенное — не более чем версия, нуждающаяся в тщательной проверке. Одна из многих. «Предположения, что это сделали не манси, — они, конечно, несколько натянуты. То, что вы рассказываете, оно все стыкуется», — признался в конце разговора Кунцевич. И попросил нас 2 февраля сделать доклад на ежегодной конференции исследователей гибели группы Дятлова.

Автор Игорь Пушкарев!

* * *

Что ж, со Степочкиным мне на эльмаше встречаться приходилось — отработал сам там почти больше тридцати. И истории с рыбными экспедициями помню, а было их на моей памяти не меньше трех — каждый из заводчан приносил тогда домой по большой рыбине.
Что касается рассказа Степочкина...

1. ружейная история возможна.
2. Утепленная палатка с двумя нарами — трудно себе представить для охотника, мигрирующего в поисках добычи. Да и на чем её перевозить-то?
3. Берет? Интересно...
4. Хант? Не манси? Сомнительно. Если все же хант, — то пересказывает слухи. Да и какие золото-платина-пушнина? Слово платина ему явно не знакомо.
5. поскольку речь идет о подсудном деле, привязка его к трагедии группы Дятлова гарантирует нераскрываемость. Нул ни на номер его, ни на него самого (а оно уже стало вообще другим). Да и при переписке ружья на другого владельца в милиции нужно же было его представить фактически и документально.
6. Что-то подсказывает мне. Что с историей группы Дятлова Степочкин неплохо знаком.

Так что же? Сенсация не состоялась? — разумеется. Сенсация может быть только одна — правда о трагедии.

Продолжение