1.


Между телом и телом —
Целый мир представлений о мире.
Можно петь а капелла,
Не пройти в одиночку пустыню —
Не случилось и этого с Кафкой,
С его мудрой альтернативой,
Как и пивом
По-есенински медленно завтракать.
И в прихожей у славы
Не толпиться средь бездари всякой,
И молчать на халяву —
Букой выглядеть,
Но не бякой.

2.

Модернизм подступал
То с отмычкой, то с фомкой, то с бритвой.
Начался карнавал
Перед Первой карательной битвой
За тевтонскую спесь,
За славянский поход на Босфоры.
Модернизм — это взвесь
Наркоты в олимпийском растворе.

Слово за слово — бред
Принимает портретный оттенок,
И в ответ
Революция строит застенок.
Новизна новизной,
Только кровь не по-клюквенны ала.
Неподдельный озноб
По ночам посещает кварталы.
А в расстрельных дворах
Добродушно рокочут моторы.
Никаких корона-
Ций поэтов,
Антично рыдание хора.

3.

Нужно Кафкою быть,
Чтобы строить отдельный шалашик.
«Замок» — старая быль,
Нам рассказанная не по-нашенски.
Не несчастен герой —
И паломник и проходимец —
То в одной, то в другой —
Бесполезный, как воздух, гостинец.

Имена, но не женщины сами, -
Его утешенье.
На халяву пристроят на сани,
Принесут угощенье

За то, что и не заработал.
Землемерствовать К.,
Если правду сказать, нет охоты.

Он чиновничий бред
Почитает Омегой и Альфой.
Он прошел белый свет
Большаком, бездорожьем, асфальтом.

На кудыкины горы
Понесло его с пылу и сдуру.
С ходу ввяжется в споры
И дружен с любой авантюрой.

Ни кола ни двора,
Но всегда — при ночлеге и хлебе.
Вроде, это — игра,
Но вокруг недовольны соседи.

4.
Это — автор?
Франц Кафка?
Писатель?
Чиновник?
Жуир?
Женознатец?
Сколько нужно иметь
Дополнительных качеств,
Чтобы строить не карточный домик,
А «Замок»,
Позабыв про гекзаметр?

Кстати, Маркс был тотально забыт
Вместе с крупной и мелкой монетой.
Нет в романе ни слов «еврей»,
Даже — термина «жид».
Эту справку Макс Брод умудряется мне одолжить,
Чтоб напомнить о
Сионизме.

Кафка тупо смолчал о подобной трактовке.
Я
Без подготовки
Не готов отрицать эту версию друга писателя
Из колена Иуды
С канонической рифмой — «предателя»
Нам, читатель, сусальной полуды романа
(Впрочем, не без обмана).

5.
Гей, славяне, евреи и прочие пражские швабы
От Градчан
И до
Вышеграда —
То распри — разборки, то дружбы.

Кстати, нету в романе и слова «оружие» —
Пацифизм — панацея.

Только маленький красный флажок —
Пионерская, впрочем, затея.

Экшн тоже отсутствует напрочь,
В дрему вгоняя читателя,
Покупатель грозит незабвенному автору
Указательным дактилем.

Я сумел бы продолжить реестр не имевшего быть.
Повседневность и быт
Вопиют:
«Никакого любовного чувства!»
Искусство
В этих
Нетях —
Как время в лапландском брегете...

6.

Итак, говорить о романе — молчать о сюжетных извивах.
Красивость
Здесь напрочь отсутствует,
Как мезозоя — в сутках.
(А всей канители в романе —
Чуть меньше недели.)

7.

Мне автор не смотрит в глаза:
Я ему — не пожива.
Роман этот — просто вокзал
С откровением шпал,
Но настроены рельсы на лживость.
Они
Никуда не ведут,
Всего менее — в Замок.
Иностранность —
Не языка,
А мыслительной плоти поэта.
Бабочки
Пилотаж
В предсмертном полете.

8.

К. —
Это буквально буква,
Как река
В берегах
Туманным утром.

Инициал — галун
Пришпандорен к шапке героя.
Сюжет
Не
Вероломен,
Но вот так же погибла Троя
На глазах слепого Гомерав
В черт его знает каком году до нашей эры,
До нашей
В гениальность Кафки
Сомнительной веры.

9.

Теперь — о женщинах.
Ныне и присно
Обычно сюжет ими взвинчен и влеком.
В Деревне они — непритязательное монисто,
Чиновничий исполком.

Лжеземлемер, собственно, — лжелюбовник.
Хитер, себе на уме, упрям.
В Замке ему не обнаружить ровни,
Пасует перед ним
Даже равнодушный, как памятник, Кламм.

Фрида ли, Пепи ли —
Какая тут, впрочем, разница?
Фелиция, Грета —
Просто эпистолярный узор.
Что же касательно эротического сюжета,
Кафка и тут
Оказался поэтически возбужден.

Слово его
Технически безупречно
Даже с изъяном избытка,
Полным Божественной праны.
Жаль, что на эту приманку
Клюет так мало женщин
По ту и эту
Сторону океана.

Тайна сия
Велика есть:
Женщина читает Кафку, как сказку.
А он, как выяснилось, — литературный Эверест
В Сахарной пустыне Африки.

Чертовски холодно
От этого жара.
Трудно дышать
Без кислородной маски.
Что ж, согласимся на Килиманджаро
И саванну
Жирафьей раскраски.

Цветной гравюре,
Правда, в творчестве Кафки не место,
А черно — белая сурова до оторопи.
Ах, как хочется читателю
Экзотического палимпсеста
В сердце
Средневековой Европы,

Которая, как обнаружил Кафка,
Жива и поныне —
Усталая,
Пробавляющаяся уютом и комфортом.
Кругом — распятья,
Но вспоминают о Блудном Сыне
Только Кафки
И Дон Кихоты.

10.
Славянка и наркоманка
Милена Есенска — Поллак,
Как голубь,
Пролетела
Над судьбою Кафки.
Любви было больше, чем встреч,
Сиречь,
На ней не следовало делать ставку.

Кафка болен,
Любовь его тоже больна,
Следовательно, это — болезнь в квадрате.
Тем более нужно писать роман —
Так лава кипит
В каверне — кратере.

Милена замужем.
Несчастливый брак.
Нет детей
И средств к существованию.
Журналистка?
Но это — такой пустяк,
Почти как детское
Рисование.

Кафка не видит и этого.
Когда влюблен,
Строишь, что есть силы, воздушные замки.
Даже ревность — маленький резон
Ежедневно залечивать
Раны и ранки
Письмами
Почтовой бумагой,
Чувствами —
Которых не обороть.
Писатель сдается
И белым флагом
Романа
Перебарывает любовь.

Утрату любви
Прозревая на каждой странице,
Писатель Веды
Пытается повторить.
Острая боль
От ресницы
В глазнице.

Роман — это перитонит,
А не поэтическая
Боль в сердце.
Роман рассчитан
На скальпель,
На кровь и гной.
Так что не слишком
Рассчитывай, читатель,
На любовную
Паранойю

Классического сюжета,
Охи и вздохи
Под прицелом луны.

В нынешней выжившей из ума эпохи
Чувства уже не так важны.

Холодной рассудочности —
Как энтропии.
Расчетливости
Должно хватить
На маленькую жизнь.
Автор
Романные перипетии
В прокрустово ложе
Пытается уложить.

Но классика,
Щедрая на форму,
Беременна выкидышами
Для
Библиотек.
На высшей стадии
Литература — не искусство,

А
Маленький человек,
Зараженный горним, за-
Горизонтным,
Не тем природным,
Где копятся хляби...

Роман — это
Труба подзорная
В морской
(и не только)
Передряге.

Чаемое
В нем никогда не сбывается.
А сбывается, — значит,
Сильны житейские дрожжи...
Читатель сентиментальный плачет,
Выбираясь
Из писательской кожи

В собственную,
Единственную,
Тонкую,
Экзистенциальную,
Полную всепрощения
(самому себе).

Землемер К. —
Фигура эпохальная,
Безэкзаменная,
Без оглядки на Назарет.

А Замок?
Вот в этом-то все и дело:
Строить и строить
Меж церковью и борделем.
Но когда понимаешь, что жизнь — химера,
Не до
Асфоделий...

Итак, итожить жизнь
Нет никакого смысла:
Все начинается
И заканчивается на небесах.
Кафка всего лишь заметил:
«Ныне и присно...»

Патриарх
Из него получился, скажем прямо, неважный:
К., землемер и автор —
Разные ипостаси.

Признаюсь:
И я
В читательском раже
Раньше не видел
На Солнце пятен.

Теперь, по прошествии лет и строк,
Удивляюсь
Собственной недальновидности:
Кафка
За ему отпущенный срок
Вернул литературе
Её невинность
Ныне,
И присно
И во веки веков!











11.

Пойду туда, не знаю куда.
Прочитаю то,
Что не значится на странице.
Разум всплеснет руками:
«Какая ерунда —
Клетка
Полетела
Искать
Птицу»!

Деревня и Замок —
Тоже клетки
Для К., землемера и птицелова.
Известно:
Готовы две медных монетки
И — надгробное слово.

В этом и вся загадка —
В смерти,
В небытии,
Пусть даже без ножа гильотины.
Сколько по белу свету
Не бельведерте,
Каждому рту
Уготована глина.

Шумерские
Глиняные таблички.
Папирус.
Восковая дощечка.
Дилетантство
Шагреневой кожи.
Рукописями
Так часто растапливали печки;
Доверяться пергаменту —
Себе дороже.

Теперь же,
Будь Кафка жив,
Он вмиг бы отправил наследие в Лету:
Компьютер
От горя не задрожит
При нажатии кнопки Delete.

12.

Кнопку Delete нажимает и смерть,
Демонстрируя
Виртуальную бренность.
Кафка
Почти не осмелился посметь
Закончить роман,
Подав
Человечеству на бедность.

Может быть, именно в этом
Тайна романа.
Смерть
Обманывает без обмана.

13.

Многоточие тильдой
Огибает прицельную рамку,
Ничего не увидено
Сквозь замочную скважину «Замка».

29.5.11