Число Зверя

На последней ступеньке ракетного лифта Арчер подал подопечному запечатанный конверт: «Здесь — логистический код для перехода с автоматического управления на ручное. Кто знает, каково там — в космосе. Конечно, ты — крепкий орешек, Роб, но рядом с ангелами мало ли что взбредет к голову.

— Мистер Бишоп так и не позвонил, сэр?

— По правде сказать, нет, Роб. У него поднялась температура. Похоже, сквознячок прохватил. Но ты не волнуйся — в сорок лет это не опасно.

— Просто, сэр, старина Бишоп всегда говорил, что уложит меня в кресло нежней мамочки и еще сказку расскажет.

— Я тоже расскажу тебе сказку, Роб. При приземлении ты получишь чек на миллион долларов.

— Очень смешно, сэр. Очень хорошая сказка.

— Ну, с Богом, Роб. Привези мне из космоса сувенир.

— Обязательно, сэр. Лишнюю звездочку на погоны...

— Так ведь я — штатский, Роб, — засмеялся полковник Карл Арчер, заместитель начальника исполнительного отдела штаба ВВС.

Ракета ударила огненным копытом и оторвалась от стола на пять миллиметров — тут же стойки разжали объятия, словно недоуменно развел руками сам Санта-Клаус. Динамик хрипло крикнул голосом Арчера: «Пошел, Роб! Сделай дяде Сэму ручкой!»

Перегрузка оказалась почти щадящей, только внутри черепа запульсировали медленные волны прибоя. Потом Родео показалось, что он что-то забыл, потом динамик заорал, что первая ступень отошла, потом вспомнилось, как на ринге он получил коварный апперкот, а это отошла вторая ступень, потом обнаженная во все свое сияние Клара Ланс, официантка из ресторана «Стар даст», придавила его к креслу сладкой тяжестью, а это отошла третья ступень, потом аппарат вздрогнул, отбросив обтекатель, и в иллюминатор заглянула Земля с фантастическим шрамом калифорнийского побережья, потом в окошечке на пульте замельтешили секунды обратного отсчета, а чуть выше — минуты: целых сто четыре, потом динамик нежно спросил: «Трутень, прошу сообщить по списку данные,» — а когда он отбарабанил зашифрованные данные, то получил поздравление с полным совпадением, потом включилась система автоматической ориентации аппарата, потом ремни и замки привычно выпустили его из кресла, невесомость, как женщина, обнимала его и вводила в непонятное искушение, потом Аляска стала выплывать в иллюминаторе, а он пытался изобразить из себя комментатора, но пульт и Аляска были как трах и любовь, которой он никогда не испытывал по-настоящему. То тосковал-то до изнеможения, и воображал, и приказывал снам сбываться, и тогда тело томилось, собиралось в чреслах и сочилось, и это было в миллион раз лучше праздника, потому что было и реальностью и мечтой, и сон окутывал все это своими облаками, и новолуние счастливо не убивало себя, и полнолуние дарило девушку, по которой тосковали все киноэкраны мира, а она каждому давалась если не в руки, то в чресла, и была мягче воска, слаще мёда и — замена хлеба насущного. И никогда не видел он её лица, только руки ощущали полноту объёма и плавные обводья, но как было добиться сопряжения с нею, проникновения, заполнения томительного пространства, если она всегда на миллиметр дальше от его ракетной плоти, и если она распахнута, а он не находит опоры, и невесомость становится поиском точки опоры, и голубые ручьи на её бёдрах текут туда же, и колени в пригоршнях — как в гнёздах, и лодыжки — рукояти гладких бит, и пара рук успевает познать так много, что хочется немедленно сесть за стол и начать писать предисловие к «Камасутре», но куда там: руки здесь — не главное; главное — ракета на стартовом столе, главное — её огненное устремление. И космос расступается так трагически, не давая себя ощутить, отдаваясь без отдачи, провоцируя без желания, играя не в прятки и не в догонялки, а в то и другое одновременно, и эта утренняя игра — как шизофрения, которую даже женщина не может излечить на страже каждого сна мужчины, а если может, то почему не делает этого, и за что тогда можно её благодарить — за обещание? Призывное снимание платья, классическую живописную позу в посттели, видимое обретение крылатости рук? — Ноги тоже распахиваются, как ангельские крылья, и створки раковины медленно набухают, и устрица внутри шевельнется, когда сделает глубокий вдох невесомость, чтобы воспринять тебя, и что ей делать с тобою, таким непристойным в скафандре, а если даже и без него, окованного множеством волокон, каждое из которых по-своему счастливо и несчастно, потому что, добираясь до общего счастливого мгновения, за миллионную долю секунды до него, уже тоскует по приходящему и преходящему, потому что все это — не иначе, как обман и томление тела при томлении духа, который, может быть, и есть Дух Святой, прилетевший, возможно, и не из Ватикан, а из синкретичной Божественной точки Вселенной. Тайная Вселенная! До того тайная, что все наши маленькие чудесные тайны напрасно пытаются с нею сравниться.

Как славно бы было, не будь Земли с её вежливыми приказами и домогательствами?! То то ей подай, то сё! То какое-то хризалупленное первенство! То патриотизм кухонного розлива! Борьба за мир — она и есть борьба за мир, то есть — та же война. Ох, не кончится это добром! Добро — это то, чего еще не назначили злом. Родео сделали Трутнем — добро стало злом. Выйдя в космос, Трутень стал Боевой пчелой. Сейчас секунда его жизни сигнализирует: «Мы не только космосу покажем кузькину мать!» Дядя Сэм приготовил русскому медведю хорошую бейсбольную биту, а медведь, добравшись до космоса, забрасывает туда тонны железяк и вовсе не виновных собачек и желанея объять необъятное. Род Спинкс, он же — Родео, он же — Роберт Мичел, он же —Трутень, претендует сейчас на звание первого человека (американского человека!) в космосе. А оно ему надо?.. вон уже внизу — Ледовитый океан, а где-то в нем прячется Северный полюс. Радиощупальца фиксируют его. Он — без пяти минут знаменитость. Его посадят на щит и понесут по странам и весям, как первого космического императора. И не будет ему ни покоя ни отдыха, ни дна ни покрышки. Случай сронил ему шанс славы, к которой он вовсе не стремится.

Так к чему же ты стремишься, Родео? Открыть калитку в космос? Напугать русского медведя? Стать символом Америки? Поиметь столько женщин, сколько пожелаешь? А где же та — единственная? Это — не слишком глупый вопрос, если ты не видишь её лица. Или черты её столь ужасны? Или у неё лица нет вообще? Только тело? Только — призыв к сладкой бессоннице? Неужели он родился безлюбым? Неужели действительно за все нужно платить? Женщина — тоже вселенная. Кому-то... А ему вселенная — женщина. В этом облаке невесомости. В счастье ненужной нирваны. Ну да — долг. Долг перед звездно-полосатым.

Америка, Америка...

Родео не поверил своим глазам: температура в кабине была 39, 5 градусов!

— Улей, Улей. Дежурные пчелы заснули. У матки — 39, 5 градусов.

— Трутень. Трутень. Мы — в курсе. Сейчас мы добавим им скипидара.

Через некоторое время температура пришла в норму, но корабль стало вращать в нестабильном режиме.

— Трутень. Трутень. Знаем, что матка начала ворочаться. Сейчас мы её успокоим.

Когда ориентация восстановилась, корабль имел внизу Северный Урал — снежная страница с беспорядочными буковками деревьев и иллюстрациями горных перепадов в разрывах облаков.

— Черт возьми, — подумал Родео, — а вдруг у красных есть есть шмель по моему поводу. — Арчер, правда, уверял, что если мы еще далеки от войны в космосе, то Советы — тем более. Но чертовы русские потому и чертовы, что выскакивают как черт из табакерки, когда все думают, что они дремлют. А Урал — это скопище военно-промышленного комплекса, везде — режимные заводы и города, ЦРУ кусает локти, а в НАСА предполагается создать структуру информационной разведки.

Сплошная облачность. Сама природа — за секретность Урала. Но вдруг в облачном разрыве — огромный город! Не иначе — Свердловск. Хорошая у русского медведя берлога...

Кабина — тесная: диаметр —2,15 метра. Этакий конусоообразный гроб. Предстояло провести в этом неподвижном одиночном ковчеге четыре часа, прежде чем специалисты еще раз поищут собственные ошибки в корабле. Род поуютнее устроился в кресле, попробовал застежки ремней, потом посмотрел на парашют, лежащий у кресла. Чертово ангельское крыло! В кабине так тесно, что облачение парашюта — просто пытка. Конечно, кабина будет приводняться на своем крыле, а это — просто перестраховка. Тренировки мало помогли Роду — люк был слишком узким: из шести раз только два покидания кабины завершились без сучка без задоринки. Арчер утешил: " Ты просто расслабился — даже сам не веришь, что придется сигать в море самостоятельно«.

Взгляд просканировал пульт, Пигги, Кецалькоатля.

Голос из динамика: «Датчики работают прекрасно, сэр. Все показания — в норме».

«На самом деле это — Пигги № 2, Арчер до него так и не добрался».

Род взял в руки конверт: «Какого черта!? Я и сейчас вполне готов запомнить код!»

На листе плотной бумаги тушью изображены цифры 666.

«Отлично, Арчер, даже слабоумный запомнит... Только ведь это — Число Зверя... Из Апокалипсиса. Странно — словно Арчер на что-то намекает, что-то подсказать хочет. Арчер, Арчер! Зачем ты играешь со мной в такие игры? Вот Бишоп подсказал что надо безо всякой чертовщины... Как он там, старый наставник? Эскулапы хреновы — просто аппендикс вырезать спокойно не могут... в феврале ему стукнет сорок один — неужели я доживу до такой седой старины? Так случилось, что инструктор — самый близкий ему человек — так далек от стартового стола. Арчер, конечно, неплохой парень, но про командные нотки никогда не забывает. Ясное дело, в верхах вращается, самого Шервуда консультирует. Выдал мне государственную тайну — сообщил, что у красных приводнение — в полном ауте: кабина негерметична и может затонуть часов через пять-шесть, и система подачи сигнала НАЗ в Черном море под Феодосией вообще через два с половиной часа заткнулась. А вот парашюты сработали как надо. Странные люди — русские: в космос лезут, а приличного толчка сообразить не могут. Арчер говорит, что один наш посольский в Москве на улице Горького в общественный туалет зашел — его там вырвало. Может, он — неженка? _Род прислушался к состоянию кишечника — не ворчит ли старина по поводу космической пищи? А славно бы — с орбиты насрать на весь этот чертов земной шарик! Газетчики — оценят, министр Шервуд — нет. Очередное звание пролетит мимо его погон, как отлученный от матки сперматозоид. Зато рассказал миру, как под его чутким руководством... А Арчера, должно быть, военная награда не минует... Кстати, а какое у него звание? Если судить по тону, то не меньше майора... А вот глаза у него — как никелированные кнопки. Женат. Оба сына — в Принстоне. Тогда, конечно, звание у него — под самый потолок. Сыновья — дипломаты — это высокий класс... Да дерьмо все это! Я через их головы перескочу сразу туда, где послы будут руку жать мне с подобострастием... Род, чего это ты пыжишься? Задницы от кресла еще не оторвал, а уже в герои лезешь...

Голос Стивенса из динамика: «Трутень, Трутень, проверка связи...»

Рутина, конечно, но раз вам надо...

Стивенс: «Прошу доложить параметры...»

— Исходное положение тумблеров на пульте управления заданное. Давление — единица, температура — двадцать, влажность — шестьдесят три... Давление в тормозной двигательной установке — 340 атмосфер...

Стивенс: «Данные принял, подтверждаю. Как самочувствие?»

-Нормальное.

Какое вам дело до моего самочувствия... Для вас я — цифры, сенсация в газетах. Эх, дали бы мне эфир — я бы на всю Америку проорал: «Профсоюзы! Требуйте от Конгресса снижения налогов на наследство!» А что? Популярность у меня будет, как у Папы Римского...

Из динамика зазвенел голос Стивенса: «Трутень, трутень! Включается система замены физиологического раствора, пять, четыре, три, два, один...»

Кислород вытеснил воздух, и голова Рода сладко закружилась. Тело сразу вспомнило режим тренировок, побочные мысли отлетели, как грязная вода — из-под автомобильной шины.

— Трутень, Трутень, даю двадцатиминутную готовность...

В окошечке на пульте замельтешили циферки, догоняя друг друга. Фотоаппарат начал серию снимков через каждые пять минут. Род понял, чтто его подспудно беспокоило —анонимность! Земное око! Но, по сути, отключить его проще простого, нужно только при этом не попасть со своими действиями в кадр.

Роб старался быть спокойным и не выказывать лишних эмоций. Правда, пока не было повода. А дальше? Все может перемениться во мгновение ока — отказ оборудования или космос нанесет коварный удар. Да мало ли что... Готов ли он? Сколько раз ему приходилось смотреть в латунное лицо Арчера — друг он или враг? Или — смотря по обстоятельствам? Странно — он перед взлетом решает какие-то побочные задачи, условий которых он почти не знает. Космос — это большой Х, но — стабильный, неподвижный, может быть, вечный. А у Земли этих Иксов, как у собачки Лайки — блох. Неужели у русских собаки умнее, чем наши шимпанзе? Человекообразные, так сказать, наши меньшие братья... Нет, у русских все — не так, все — через жопу. Один Сталин чего стоил. Или Иван Грозный — тоже губитель. Может, они — родственники? Смертельная династия, так сказать. Министр Шервуд о Сталине отзывается с уважением: Гитлера сначала проспал, а потом заломал, как русский медведь. У нас гризли — тоже ничего себе.

— Минус две...

Язык, что ли, показать Арчеру? Нет, рановато... А вдруг я сейчас встречусь со стариной Баком? Вот уж он повеселится! Мой сынок — первый в мире звездолетчик — не огурцом, прямо скажем, деланный. В общем-то — хороший был папаша. Зря рано загнулся...

— Минус один...

Думаете, я молитву читать стану? Иже еси на небеси? А здорово это у них выходит...

— Трутень, Трутень, прошу не беспокоиться: и одна минута может растянуться и до пяти.

— Отлично! Пять лишних минут на электрическом стуле никому еще не помешали.

Арчер: «Юмор висельника — тоже все-таки юмор».

— А у вас там, на пульте идет бегущая строка: «Мир праху его, бедолаге?»

— Браво, Трутень, только прекратите забивать эфир голливудщиной...

Министр Шервуд включил громкую связь.

— Ключ — на старт!

— Улей, Улей, у меня под задницей — адская сковородка!

— Перегрузка — девять, девять!

— Отошла первая ступень... Пошла вторая... Перегрузка — одиннадцать.

— Отошла вторая... Перегрузка — двенадцать! Чертова дюжина! Ну нет, я и шестнадцать уже пробовал!

— Отошел лобовой щит...

— Тумблер на себя! Разделение!

Шервуд сжал кулаки — на два счастья. Мы сделали красных! Если Хрущева не хватит инфаркт, Шервуд пошлет ему валидол с дипломатической почтой. И Тебе, Айк, — от двух бортов в лузу! И НАСА — пистон! Это министр Шервуд вывел Америку в космос на огненной веревочке. Это ему — бублик, а остальным — дырку сами знаете где. Я всех поимел, господа и дамы! Теперь Земной Шарик — у меня в кармане!

Щелчок тумблера: «Трутень, Трутень! Сообщи, что видишь на Земле...»

— Секунду, сэр, сейчас переключу вас на передачу!

— Тиу... Тиу... а рядом — аэродром... Больше десятка МИГ-15 и один ИЛ-28.........Хорошо просматривются волны и бурун корабля..... Бинокль бесполезен — трудная настройка......в тень Земли... Ощущение черного покоя. Звезды вращаются против вращения корабля. Лунный серп их косит....Огни городов....выход из тени....вспухающий светом горизонт и сразу — заря...

Шервуд почему-то вспомнил, что русские Тюра — Там шифруют как «Зарю»...

-... Облачность послойная... в невесомости с закрытыми глазами ориентация падает... Тиу... Тиу... Тиу...

Шервуд: Улей, с успехом, но восстановите связь...

Род чувствовал, как в области солнечного сплетения у него раздувается пустое пространство. Знал по опыту — сигнал тревоги. И догадывался, что он — чуть лучше шимпанзе в этой капсуле. И цена ему — соответствующая. Первый американский астронавт в космосе — живой манекен. Да-да, необитаемость космоса — Указание свыше, а он — нарушитель Божественной заповеди, и нет ему ни дна ни покрышки. Жизнь — дело десятое... Абсолютный нуль космоса о чем-то говорит. Род — тоже абсолютная человеческая единица, по крайней мере — здесь и сейчас. Иже еси на небеси... Так вот в чем суть молитвы... За Родом не стоит человечество, за Родом стоит — Арчер...

Карл Арчер...

Однажды — в хорошем подпитии — Арчер пригласил Рода в «Энни», самый престижный и дорогой ресторан Фриско, заказал по два двойных виски и через пять минут совсем расклеился, но спросил:"А есть ли у тебя девушка«, а когда узнал, что нет, то оживился, но стал жаловаться на свое одиночество, и вот с Бишопом Р, а его, Карла, держит на расстоянии вытянутой руки, да и Карлом не назвал ни разу и на свидание не пригласил (вынул из внутреннего кармана пиджака кружевной платочек и промокнул уголос левого глаза, и тут Род вспомнил, что Арчер не женат, и нужно спросить у Бишопа, есть ли у него вообще женщина), Но тут обнаружилось, что сидящие за соседним столиком двое мужчин внимательно рассматривают их, и один другому сказал что-то, покачав головой. Это правильно — мужчины могут дружить только на расстоянии вытянутой руки...

Время вычиталось из сроков и прибавлялось к срокам. Стрелка таймера приближалась к зеленому штриху — отмашке полицейского, кошачьему глазу светофора, ленточке на чудных волосах первой девушки, которую он встретит после приземления, нет — приводнения... Эту зеленую ленточку Род обматывал бессонными ночами вокруг указательного пальца левой руки и чувствовал биение пульса, и вот пора передать это биение земной девушке, которая разделит с ним его одиночество, и, кстати, зеленое на белокуром — это не голубое и не розовое, это — его собственное изобретение, и губы он не позволит ей маскировать помадой. И — никакой золотой цепочки на спелой груди, а медовый месяц их будет в Британской Колумбии на озере, где форель нежна и упруга как е1 бедра, а в избушке день тем не менее, крнчится, иночь станет дышать из печки кедровым теплом...

Температура в капсуле — 12 градусов. В наушниках все требуют какого-то Трутня. Да будьте вы все прокляты вместе с Трутнем и Улеем заодно! Какое тут к черту время! Времени — по Канту — нет вообще...

Знакомый тормозного двигателя...

— Десять, девять... три, два, один, ноль! Пуск!

— Да жалко мне, что ли — подавитесь вы этим тумблером...

По — настоящему Род пришел в себя, когда нагрузка достигла 12 g. Прежняя орбита не хотела отпускать от себя. Но на пятнадцатой секунде тормозной двигатель выключился, и наушники запричитали голосом Арчера: «Трутень, Трутень! Сообщите ситуацию!»

— Это вы мне сообщите, придурки! Вы, видно, перекиси водорода не долили, а теперь беспокоитесь, как и что...

Наушники онемели.

Министр ВВС Шервуд вскочил с кресла в своем кабинете, когда громкая связь доложила: «Нештатная ситуация, сэр. Трутень снижается по более пологой орбите...»

— Этого еще не хватало! Стивенс, сообщите о месте приводнения...

— ...Приземления, сэр. Предварительно — Северный Урал...

— У красных? Арчер, это ты подготовил такой подарок Советам?

Род включил в себе все, что можно, и сразу понял опасность — он пролетит еще лишние тысячи километров и попадет... получается — к русским. Сюрприз — ничего не скажешь. Да кто ему даст попасть в лапы к красным — на этот случай и существует АПС — аварийный подрыв системы. Совещаются, небось, когда нажать кнопку.

Родео сдернул перчатки, повернулся и открыл крышку запасного передатчика. Пингвин Пигги подарил ему генераторную лампу, которой он заменил штатную на передатчике. Из прически Кецалькоатля он выдернул два сиреневых шнурка с металлическими пистонами на концах и замкнул ими, как было заранее продумано, схему. Два яйца следует держать в разных мошонках. Тумблер — от себя!

Шервуд: «Включить АПС, Арчер!»

Стивенс: «Есть, сэр!... отзыва нет, сэр, АПС не сработала... Похоже, Трутень как-то забил сигналы диапазона Х.

— Да что это такое? Кто его предупредил? Арчер. Я с тебя живого шкуру сниму и отправлю на Всемирную выставку. Стивенс, что там с диапазоном Z?

— Свободен, сэр.

— Вот и отлично! Отправь его летать по-настоящему!

Арчер захихикал — вот оно как. Ему не доверяют и никогда не доверяли. Доверие, Арчер, — самое главное. Ты доверяешь мне, Арчер?

Арчер захохотал, нет — зашелся в хохоте, потом припадок завладел всем его телом. Потом он увидел, как бегущий по экранчику зеленый огонек остановился и и стал красным, но это — крушение всех его надежд — надежд на Шервуда и Родео, землю и космос...

Шервуд слушал какофонию смеха и каменел.

— Я был прав, доверять нельзя никому. Каждый генетически приспособлен к предательству...

И тут Шервуд понял, что остался один. Президент, небось, уже знает о неудаче, нет — трагедии. Два козла отпущения — Шервуд и Хэллоуэй. Но нет. Он не бросит Хэллоуэя в зубы Айка. который давно взял на прицел их обоих. И двурушничество Айка никуда не денется. Газетчики раздуют историю. И президент заранее станет «хромой уткой».

Шервуд похолодел — почему он ведет себя, как курсант? И раньше он знал, что это — возможно. Это — война, война на два фронта. Техника подвести может, человек подведет непременно. Он и сам подвел Арчера. Что касается Трутня — русские получат его по молекулам. Русским опять повезло — завтра они отправят в космос своего АВС, и какой-нибудь Левитан заорет: «Первый человек в космосе — советский человек!». Нет, неправда: первый человек в космосе — американец, и, даже если этого не может объявить на весь мир президент Айк, русские-то знают, что мы впереди...

Шервуд оглядел огромный кабинет, который почему-то показался неопрятным. В сейфе полным — полно папок, но главное — «Кольт» с перламутровыми щечками на рукояти. Старый добрый «Кольт» делает человека хозяином своей судьбы.

Стивенс вздрогнул, когда динамик загрохотал от выстрела. Арчер замолк и прислушался. А выстрел повторился. Потом — еще и еще...

Министр ВВС Дуглас Шервуд первым выстрелом распылил висевшую под потолком модель злополучной капсулы, а потом стал всаживать никель за никелем в столицу Урала на карте мира — Свердловск.

Продолжение