Читаем Замок. 21. Глава 21

Валерий Белоножко

Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.

Новые темы

21. Глава 21

14.11.08
Предыдущая глава, казалось бы, коренным образом поворачивала сюжет романа - я даже подумал, было, что Франц Кафка нашел, наконец, решение концепции, вкладываемой им в текст, тем более что это решение более или менее могло коррелироваться с посылом Будды - ни в коем случае не заниматься исследованием коренных вопросов мироздания - Вечности, Бесконечности и тд и тп. В то время для западной мысли (литературной) это было бы весьма полезно - отвлечься от умозрительности и придать новый модус нравственности послевоенной и послереволюционной Европе. Но способен ли был на это наш герой с тем небольшим опытом общественного интереса? На его глазах развалилась Австро-венгерская империя, так что для меня не составляет труда предположить также возможность представления в романе Замка в виде построек, никак не претендующих на обычное величие и грозную силу. Правда, это еще - не развалины, но непритязательные, примыкающие друг к другу строения, в которых если и кипит жизнь, то скорее - бюрократическая, если присутствует тайна, то тайна небытия.

Как еврей, живущий в Богемии и пишущий на немецком языке, Франц Кафка мог обладать объективным взглядом на окружающее его государственное и политическое устройство. Устремленность евреев к государственности, к Палестине, к исторической родине, как известно, не обошла и его - пусть и в шутку, но они с Дорой Димант в последний год жизни Кафки обсуждали эту возможность: есть письменные свидетельства и того, что заинтересованность иудаизмом Кафки в последние годы была довольно серьезной. Нужно сказать, что предыдущая его подруга - Милена Есенска-Поллак, - как чешка, скорее отвлекала его от этой проблемы. Нам приходится ограничиваться не слишком внятными свидетельствами Макса Брода о пробудившемся внезапно "сионизме" нашего героя, хотя желание "подверстать" друга к этому у него и присутствует. Но социалисты и анархисты с равным правом могли "записать" Кафку в - по крайней мере - в сочувствующие.

Национализм - стоит обратить на него внимание - вещь загадочная. Интерес к нему - нездоровый интерес: кто бы стал обращать внимание на здоровье при отсутствии с ним каких-либо проблем? Но после Первой Мировой войны националистические течения буквально бурлили вокруг Кафки, хотя он и проводил очень много времени в последние годы в санаториях, - тем больше досуга ему оставалось, чтобы отвлечься от собственного нездоровья к нездоровью общественному. Были ли "кошерными" мысли Франца Кафки? Это вполне возможно - об этом свидетельствуют его письма из Берлина в Прагу, в которых он не только указывал адресатов продовольственных посылок голодающим берлинским евреям, но и подчеркивал КОШЕРНОСТЬ такого продовольствия. Еще: нужно же было еще узнать эти адреса - то есть, в Берлине он интенсивно общался с несчастьями и несчастными - об этом есть свидетельство Доры Димант: Франц Кафка возвращался в пригород, где они жили, из Берлина буквально измученный тяжелыми впечатлениями.

Но я как будто забежал порядочно вперед из 1922 года в год 1923, хотя это было поистине переломным временем для нашего героя. Сколько же нужно было претерпеть самому и проникнуться чужими бедствиями, чтобы перестать быть самим собой НЕСАМОСТОЯТЕЛЬНЫМ и сбежать из семейного дома с Дорой Диман в Берлин!? Как-то непроизвольно незавершенный "Замок" перетекает со строительство собственной самостоятельной судьбы - пусть и на излете жизни. Последний год жизни Франца Кафки - это его соборование и отпущение грехов, мужество и достоинство. Он еще улыбнулся по поводу своего творчества в "Жозефине" и прозорливо сказал о судьбе своих произведений в ХХI веке в "Голодаре", но эти новеллы - разочарование в романе "Замок", который рушился не под влиянием жизненных обстоятельств, то в результате кризиса концепции. Какой? В нашем распоряжении, читатель, осталось всего пять глав, и надежды мои отнюдь не радужны.

Так ЗА или ПРОТИВ себя свидетельствует Франц Кафка? Откроем дневник его, читатель. 1920 года: первая запись - 6 января, последняя - 29 февраля. 1921 год: первая запись - 15 октября. Чем же занимался наш герой 19 с половиной месяцев? Все утверждают, что "Замок" писался в 1921-1922 годах.. Допустим. Не странно ли - дневниковые записи этого года заканчиваются в тот период, когда Франц Кафка знакомится с Миленой Есенска-Поллак, но первое упоминание о ней, как М., - лишь 15 октября 1921 года и какое:

"О М. я могу, пожалуй, писать, но уже не по свободному решению, да это и было бы сильно направлено против меня, подобные вещи мне уже не нужно, как прежде, подробно объяснять себе, в этом отношении я уже не столь забывчив, как раньше, я стал живой памятью, отсюда и бессонница".

Первый раз Франц Кафка увидел Милену Есенска-Поллак в кафе в октябре 1919 года, но - и только. Вторая встреча уже привела не только к знакомству, но и к чувству. Но уже в середине августа 1920 года после свидания в Гмюнде история этой любви подводит черту, хотя переписка еще продолжается. Что-то пошло не так, что именно - можно только предполагать, но есть еще одна загадка: в октябре того же года Франц Кафка передает Милене свои дневники, а когда они, в конце концов, оказываются в распоряжении Макса Брода, в них уже (?) отсутствовали записи как раз за период от их знакомства до расставания. Макс Брод опубликовал дневники друга в 1937 году, когда Милена была жива, но даже из щепетильности не стал бы утаивать столь большой период и уже после войны вполне мог восстановить упущенное, но не сделал этого, из чего можно сделать вывод, что, скорее всего, сама Милена реквизировала "компрометирующие" записи. Это - вариант №1. второй вариант - Франц Кафка именно в этот период и писал роман "Замок". И вот почему я так предполагаю: все записи этого периода - от третьего лица: ОН. И все они - уникальны: нет проходных, сплошная афористика и каждую не стыдно поместить в литературное произведение. Если уж на то пошло, я даже считаю "Замок" - разведенной и подкрашенной бытовыми акварелями водицей. Наш герой умудрился практически избавиться от собственного Я и своих душевных страданий. До этого еще нужно было додуматься - представить К. читателю почти в первозданном виде. Все личные переживая Кафки достались землемеру К. в очень усеченном виде - драма без драмы, комедия без смеха. Нить его повествования скручена достаточно небрежно, так что трудно даже сообразить - то ли она предназначена для парусов океанского фрегата, то ли годится на рогожку у входа в библиотеку.

Если читатель решит, что я разочарован, то будет не далек от истины. Двадцать первая глава - почти лохмотья прежде крепко скроенного текста, она ничего не добавляет к прежнему впечатлению и внимательному чувству. Читатель уже почти смирился с поворотом дела в нулевое положение. экзотика закончилась, так и не начавшись.

17.11.08
Почти двухлетнее молчание Кафки его исследователь Клод Давид объясняет творческим кризисом. Он подходит так и этак к его дневникам и событиям личной жизни, словно что-то в нем изменилось, словно он утратил какое-то из прирожденных качеств или обзавелся новым. Ну да, болезнь его прогрессирует, но это - не новость. Ну да, он расстался с Фелицией, но и это уже бывало. И новой возлюбленной Юлией Вохрыцек - свято место пусто не бывает. Все то же и все те же. И даже - по своему обыкновению - заводит второй объект внимания - Милену Есенска-Поллак. Шалун этакий, он даже подумывает еще и соблазнить горничную в гостинице. Да, письма его Максу Броду изобилуют творческими тревогами и жалобами на бессилие. И это вполне понятно - поэт, к примеру, на его месте сочинил бы множество стихотворений, жалуясь на окружающий его мир и себя самого. Но в творчестве своем Франц Кафка не допускал легкомыслия - разве Господь шутки ради создал Вселенную? Если уж на то пошло, болезнь подводила итог его физическому существованию - сие было так наглядно, что наш герой сделал из этого соответствующие - правильные - выводы: пора подводить итоги и творческие.

Я не верю в кризис, на котором настаивает Клод Давид. Это Александр Блок перестал слышать музыку стиха. Может ли прозаик заставить себя перестать мыслить, как поэт - чувствовать? И так ли уж ему необходимы перо с бумагой? Они будут тут как тут. Когда писатель готов записывать мысли, а до тех пор - лишь молчание писатель - не обязательно прибой, скорее он - океанская глубина. Что мы можем сказать о ней, пока не получим свидетельство - в виде цунами литературного произведения? Клод Давид доходит даже до того, что утверждает: в Цюрау он не мог писать из-за темноты в комнате первого этажа и нехватки керосина. Если идти на поводу этого повода, то можно объяснить все и вся. А я очень радуюсь прогулкам Кафки по окрестностям Цюрау - сколько сюжетов мне удалось обдумать во время таежных скитаний или охоты за клюквой на болотах! Диктофона тогда у меня еще не было, но запомнились буквально целые предложения. Неизбалованная природа сама открывала и перелистывала мои страницы

Конечно, человеческая память, несмотря на свою бездонность, в конкретике может быть, и ограничена, а мысль, идея, прежде своей фокусировки, безусловно, требует обдумывания и рассмотрения. Не будем забывать: назревал не фурункул, назревал "Замок". Каждый писатель знает, как важна предварительная работа над будущим романом, что уж тогда говорить о таком сложном и загадочном, как "Замок". Исследователи старательно разглядывают нитки и подоснову ткани, тогда как автору приходится их создавать, придумывать узор, подбирать нити и даже строить сам ткацкий станок. Кафку тревожили еще незавершенные романы "Америка" и "Процесс", вложенные в них мысли и чувства страдали ненарочитой недоговоренностью, и, боюсь, автор еще не понимал, что именно такой творческий метод мог открыть пространство, которого так часто не хватало литературе. Франц Кафка сам признавался, что так часто опаздывал на свидания из-за того, что старался завершить мелкие домашние дела. А ему предстояло свидание со смертью - как тут не привести в порядок СЕБЯ, СВОЮ ЛИТЕРАТУРУ? Нет никаких предварительных набросков? Ну, это еще как сказать - у него множество начальных фрагментов - возьмите те де "Приготовления к деревенской свадьбе" или "Искушение в деревне". Литературное творчество - не только болезнь заразная, но и не излечимая. Но у неё есть и достоинство - как никак она продлевает жизнь, а Франц Кафка понял это уже давно - со времен написания "Приговора".

Давай, читатель, почаще видеть в Кафке не только писателя, но и человека. Милена Есенска-Поллак принесла ему собой новый материал для постижения его самого. Несмотря на весь свой прошлый сексуальный опыт с проститутками, да и с той же Лени, в первой своей настоящей влюбленности Франц Кафка не мог не помнить, что Милена - это чужое влагалище. Тем не менее, он готов был делить его с её мужем Эрнстом Поллаком, по-моему, в силу того, что сексуальные ощущения не так уж ему были важны. Но он опять возвращается к детской еще мысли о грязи плоти - именно из-за своей любви! Не восторг, а недоумение - вот что следовало за его соитиями. господь создал нас по своему образу и подобию? Нет, господа церковники, Франц Кафка не хочет с этим соглашаться, у него более возвышенные и бескомпромиссные представления о сей дилемме! Он не в состоянии был отпустить себе самому свои грехи.

Спросите любого священника о самоубийстве, и тотчас же получите ответ - ВЕЛИКИЙ ГРЕХ. Но когда писатель перестает писать, он убивает читателя. Мне кажется, что именно перед поворотом на эту дорогу Франц Кафка остановился в размышлении, стоит ли продолжать путь. Он более других постиг тщету писательских усилий, но одновременно доказал своим творчеством, что можно НАЧАТЬ ЛИТЕРАТУРУ С НУЛЯ. Это даже не его заслуга, а Промысел Божий. Девятнадцать веков литература питалась страстями. Но вот пришел Франц Кафка и сказал самому себе, что литература - тоже страсть, от которой следовало бы отказаться. И это заявил писатель, с которого-то и началась подлинная литература - не имитирующая деторождение, а живородящая. Возьми любой абзац Кафки, состоящий хотя бы из двух-трех предложений. И ты сразу поймешь, читатель, как много семени в этих фолликулах, могущих оплодотворить следующие двадцать столетий! Множественность вселенных открыта не астрофизиками, а Францем Кафкой, который СЛОВОМ и порождал их. К тому же он - Мартин Лютер Кафка. И это - Иммануил Кант Кафка. И это - Адам Кафка, породивший Авеля Платонова.

В своем самоуничижении наш герой даже не заметило. Что создавал прозу, в которой чувство оплодотворяло философскую мысль, стал прародителем текстов, в которых не было ни начала, ни конца, ни времени. Ни пространства, ни Бога, ни дьявола. Да что же, в конце концов. В них есть? То-то и оно! Роман "Замок" пытается дать нам понять это и…

Назад | К содержанию | Читать дальше

Дневник о Франце Кафке

Исследование текстов

Валерий Белоножко