Валерий Белоножко
Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.
Новые темы
- Ab ovo. Франц Кафка с самого начала
- Между небом и землей. Авторское послесловие
- Между небом и землей (10) Ракета и ракета
- Между небом и землей (9) Число зверя
- Между небом и землей (8)
- Между небом и землей (7)
- Между небом и землей (6)
- Между небом и землей (5)
- Между небом и землей (4)
- Между небом и землей (3)
- Между небом и землей (2)
- Между небом и землей (1)
- Перевал Дятлова: Между небом и землей
- Перевал Дятлова. Продолжение 14
- Перевал Дятлова. Продолжение 13
- Перевал Дятлова. Продолжение 12
- Перевал Дятлова. Продолжение 11
- Перевал Дятлова. Продолжение 10
- Перевал Дятлова. Продолжение 9
- Перевал Дятлова. Продолжение 8
- Перевал Дятлова. Продолжение 7
- Перевал Дятлова. Продолжение 6
- Пленник «Замка» Франца Кафки
- Перевал Дятлова. Продолжение 5
- Перевал Дятлова. Продолжение 4
- Перевал Дятлова. Продолжение 3
- Перевал Дятлова. Продолжение 2
- Перевал Дятлова. Продолжение 1
- Перевал Дятлова.
Двадцать первый век - Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 19
- «Процесс» Дмитрия Быкова
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 18
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 17
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 16
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 15
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 14
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 13
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 12
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 11
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 10
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 9
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 8
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть третья
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 7
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 6
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть вторая
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 5
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 4
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 3
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 2
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 1
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть первая
- Влтава Франца Кафки
Реклама
Отступление о кинофильме "Замок"
Вторая половина фильма - сценарий отыгрыш весьма любопытный, и Франц Кафка, наверное, с любопытством с ним ознакомился, но - как с не имеющим к нему никакого отношения. Продолжить роман Кафки путались многие, но пришпандорить одну притчу к другой означает обескровить обе. Я еще понимаю, если бы Балабанов, сделав фильм по Кафке, продолжил бы его собственной интерпретацией, но "сесть на хвост" Кафке - напрасная идея: немотивированность его - совершенно иного свойства: она - множество читательских мотиваций как раз и держат на плаву тексты писателя. Я в очередной раз убедился, что экранизации гениальных произведений невозможны: там, где слишком много средств, текст погибает - слишком много воды, удобрений, окучиваний, стимуляций.
А теперь - о главном. В фильме "Замок" Замка нет вовсе. Да, конечно, его миражный образ присутствует, но нет гипнотической стимуляции зрителя: тень - более выразительный образ, чем картина. Сия прописная истина режиссеру, конечно, известна, но попытка заменить одну условность другой убивает обе. Чучело чайки сводит пьесу "Чайка" на уровень натюрморта - предшественника мертвого модернизма.
Пожалел ли я о потерянном времени и сне? И да, и нет - это было нечто посещения кладбища в родительский день, кладбища с чужими могилами.
Рассказ Ольги вызывает непредвиденную реакцию К.% "Все передо мной притворялись…". Автор вкладывает в этот короткий вывод, по-видимому, лично-наболевшее, но искаженное восприятием нашего героя. если уж на то пошло, то Франц Кафка сам был великолепным притворщиком или умалчивателем) в отношениях с другими. Очень даже возможно, что он пропускал эти отношения сквозь сито предполагаемого или вершащегося в тот период творчества. Упоминание друзей и знакомых в дневнике - без расстановки акцентов, без обсуждения на страницах отношений с ними, БЕЗ ЭМОЦИЙ! Очень странно, если рассматривать дневник средством психотерапии. Следовательно, Кафка загонял эти эмоции в подсознание или… или, в самом деле, был равнодушен - дружеские отношения трактовались им скорее как попутнические. То ли еще Оскар Поллак оскорбил его лучшие намерения в дружбе, то ли европейское понятие дружбы отличается от русского - личностного и очень сложного. Уже в новелле "Приговор" дружба не преодолевает планку ПОНИМАНИЯ ДРУГОГО. Самоотреченность и альтруизм - качества, которыми не "грешил" Франц Кафка. Практически он никому не позволял "пить" из сосуда своей души. Даже дружба с Ицхаком Леви (несколько покровительственная) ничему не научила нашего героя. ОТДАВАТЬ = ПООЛУЧАТЬ было ему не известно. Отдавать он умел только бумаге, отдаваться - только творчеству. Причем это - без позы Райнера Мария Рильке или Оскара Уайльда. Природное свойство гения - завод по переработке душевного мусора - функционировал почти бесперебойно. Я ни в коей мере не ставлю это в упрек Францу Кафке - я всего лишь пытаюсь связать ниточки его жизни и творчества, перепутанные подсознанием.
Возьмем те же два письма Кламма у нашему землемеру - Ольга пространно и обстоятельно описывает всю их подноготную:
"…и работа Варнавы выйдет далеко за пределы посыльного , обслуживающего одного тебя, пока можно будет на это надеяться; но сейчас все сосредоточено только на тебе. Там, наверху, мы должны удовлетворяться тем, что нам дают, но тут, внизу, мы, может быть, и сами можем что-то сделать, а именно: обеспечить себе твое доброе отношение, или, по крайней мере, защититься от твоего недоброжелательства, или же, что самое важное, оберегать тебя, насколько хватает наших сил и возможностей, чтобы твоя связь с Замком, которая, быть может, и нас вернет к жизни, не пропала зря".
Два вполне эфемерных послания Кламма Ольга называет СВЯЗЬЮ С ЗАМКОМ? Припоминаю, что еще в самом начале издания своих книг Франц Кафка получает от Курта Вольфа такие одобрительные письма, что и сам Кламм мог бы позавидовать их доброжелательству и одобрению. И в дальнейшем переписка Кафки и Вольфа была достаточно интенсивной - нет, Кафке грех было жаловаться на издателей. Сие приводит к коварному открытию: ЗАМОК - ЛИТЕРАТУРА. Но Ольга тут же выливает ушат холодной воды: "Ведь ты тут чужой, и тебя одолевают подозрения, и вполне оправданные подозрения". Только талант способен усомниться в своем таланте, только талант еще видит разницу между БЫТЬ И КАЗАТЬСЯ, потому что именно эта разница и есть творческий потенциал. Но эта разница - по мере удаления одного от другого - вопреки физике - обратно пропорциональна проявленности таланта или, по крайней мере, его эффектности. Микромир требует огромной разницы потенциалов, но читатель может оказаться на неё не способным, и все усилия писателя пойдут прахом. "Эти письма казались мне на первый взгляд совсем невжными, устаревшими, они, собственно говоря, сами опровергали себя тем, что направляли тебя к старосте". К старосте? К издательству? Наш автор закручивает интригу почище любого автора детективов - поиски "Сожженной карты" Абэ Кобо ни в какие сравнения с этим идти не могут.
"Если подчеркивать важность этих писем, мы вызвали бы подозрение - зачем мы преувеличиваем такие пустяки и что, расхваливая тебе письма, мы их передатчики, преследуем не твои цели, а свои, больше того, мы могли этим обесценить письма в твоих глазах и тем самым разочаровать тебя без всякого намерения, если же мы не придали бы письмам никакой цены, мы тоже вызвали бы подозрение - зачем же тогда мы хлопочем о передаче этих ненужных посланий., почему наши дела противоречат нашим словам, зачем мы так обманываем не только тебя, адресата писем, но и тех, кто нам дал это поручение…".
Нужно заметить, что связь между Куртом Вольфом и Францем Кафкой обеспечил Макс Брод, познакомивший их в Лейпциге. Но Брод вовсе не похож на неискушенного Варнаву, напротив, это Франц Кафка - неискушенный автор, получающий письма из Замка. Франц Кафка перепутывает концы и начала, но всего лишь на первый взгляд; на самом деле это не так: он един во всех лицах, и диалог его - монолог же, и это знает каждый писатель, "прокручивающий" в уме за и против, возражения и контрдоводы, уловки и сомнительные доводы.
"А найти разницу между этими крайностями, то есть правильно оценить письма, вообще невозможно, они же непрестанно меняют свое значение, они дают повод для бесконечных размышлений, и на чем остановиться - неизвестно, все зависит от случайностей, значит. И мнение составляется случайно".
Ну, как тут не поверить прозорливости нашего автора, - история с его наследием подтвердило высказывание Ольги! Она - Кассандра и тонкий аналитик одновременно, автор передал ей не только все свои полномочия, но и сомнения в своих сомнениях. Да, Макс Брод даже не уловил в нижеследующем пассаже иронии друга или, напротив, остался ею доволен:
"Когда, к примеру, как это уже один аз случилось, Варнава приходит и сообщает, что ты недоволен его работой посыльного, а он, с перепугу или, к сожалению, не без оскорбленного самолюбия, предлагает, чтобы его освободили от этой должности, тут я, конечно, способна обманывать, лгать, передергивать - словом, поступать очень скверно, лишь бы помогло. Но тогда я поступаю так не только ради нас, о, по моему убеждению, и ради тебя".
Макс Брод старательно подчеркивал свою побудительную роль в отношении Кафки - не только публикации его начального творчества, но и подстегивания самих творческих порывов. Как обстояло на самом деле? давайте вспомним историю написания новеллы "Приговор" в ночь с 33 на 34 сентября 1912 года - под влиянием встречи с Фелицией Бауэр, но - что уж тут поделаешь? - опять-таки в доме Макса Брода.
Рассказ Ольги , собственно, завершился стуком в дверь нового гостя. Слишком много сведений (и эмоций) получил Е., чтобы с ходу уложить их в голове и сделать какие-то выводы. Читатель тоже остается в таком же положении - зацепиться ему не за что; вернее, зацепок много, но они слишком мелкие и не слишком надежные. Выяснилось только, что планы Ольги оказались эфемерными. И планы самого автора в период написания романа были тоже не слишком определенными - история любви к Милене завершилась её двуличием, хотя, скорее всего, она прекрасно разобралась в характере возлюбленного, который, по правде сказать, ни одного большого дела не доводил до конца - будь ли то роман с творчеством или любовный роман. Если бы Милена пошла навстречу его желанию быть вместе, Франц, естественно, уклонился бы, как это уже случалось с Фелицией. К. одобрил Ольгу, которая оставила за ним право сообщить или не сообщить о его пребывании в доме Варнавы. К., как и Кафка, тоже предпочитает интригу - положение, из которого можно приобрести кое-какие дивиденды. Он опирался на миражи, которые сам и создавал. Особой разницы между жизненными ситуациями и поступками героев своих произведений он не видел - они были на 90% умозрительными, так что и ответственность он нес почти эфемерную (с его точки зрения). Жизнь сама по себе только вкраплялась им в литературу, и просто удивительно, что Фелиция Бауэр, вполне деловая женщина, так и не разобралась в этом - её интеллектуальный уровень не позволил ей сделать верные выводы из того обилия письменных свидетельств о себе, которые предоставил ей её жених. Милена оказалась более искушенной в связях с мужчинами-писателями, но и она не смогла выдержать "стой там иди сюда" Франца Кафки. Познав её физически, он не разобрался в артистичности, но и прагматизме её натуры. У него не было ни малейшей надежды вылепить из неё по-пигмалионовски некое полумифическое существо - она оказалась ему не по зубам, да и жизненной энергии в нем оставалось все меньше и меньше. Фелиции Бауэр он "водил за нос" целых пять лет, столько же лет жизни отдать Милене он уже был не в состоянии. Он не только очень быстро постарел (о чем говорил заранее), но и повзрослел - в нем умер взрослый ребенок". Если судить по дневнику, в последние два года жизни Франц Кафка литературную мудрость преформировал в житейскую. "Жозефину" и "Голодарь" - тому свидетельство. Эти две новеллы - самые ясные его произведения, хотя и не потерявшие ни притчевого характера, ни стилистического своеобразия. подступавшая смерть (пусть с запозданием) открывала его душу и простым человеческим отношениям, и загадке иудаизма. В этом нет ничего странного - иллюзии и условности канули в прошлое, он уже стоял пограничником на границе жизни и смерти - сторожким, внимательным, отвлекшимся от суетности сомнений. Правда, не исключено, что и Дора Димант вела его под руку в этом направлении - она приняла его, как приютского ребенка, с которыми она в то время имела дело. В самом деле - последняя любовь. Действительно - Орфей и Эвридика поменялись ролями.
К. окольным путем покидает жилище Варнавы, его провожает Ольга, получившая от него град комплиментов и заверений, словно она тоже может стать его окольной дорогой к Замку. А что, собственно, привлекает Ольгу в К. - неужели его землемерство? Если перешагнуть через личные и семейные обстоятельства, то - да, именно должность землемера. Но откровенность её - совершенно иного свойства: Ольга говорит много больше, чем требуется для объяснения К. их семейного положения. Она удовлетворяет и любопытство К. в отношении Замка, причем скорее угадывая его, чем по просьбе К. их ночная беседа, неспешная и почти интимная, - вполне претендует на продолжение отношений, а инициатор скорее - девушка, сумевшая сразу подобрать ключик к собеседнику.
Ночное свидание К. и Ольги (втайне от невесты Фриды, подозрения которой вполне обоснованны), конечно, не выдумано Кафкой - в нем слишком много жизненных деталей, мимо которых никогда не проходит наш автор. Но что удивительнее всего - он ни в коей мере не соблазняет читателя женскими образами, чем непременно грешат беллетристы. Так, походя, он может еще сообщить какую-нибудь деталь, но вовсе не для зазывания читателя (а беллетристы подражают зазывалам у входа в цирк); если уж на то пошло, разместив на спине женского персонажа номерок (как делается это на танцевальных первенствах; правда, номерком награждается мужчина, в танце на него если кто и смотрит, то именно для определения его номерного статуса), наш автор достиг бы того же успеха, как и с присвоением им имен. Живая женщина нужна Францу Кафке очень редко - в качестве напоминания ему о его не мужском, а писательском статусе. Действо в романе - театр-буфф, гротеск и зубоскальство в кулак. "Замок" - и не роман вовсе, а - представление в кукольном театре. А кукол озвучивает только авторский голос. слишком дорогое для него удовольствие - побочные описания и обстоятельства, даже проходные, казалось бы, мизансцены нагружены до предела.
Вот К. запасается розгой для наказания посланного за ним Фридой Иеремии. Наш К. еще даже чуть-чуть и беспокоится из-за того, что Фрида осталась наедине с Артуром, хотя - за его спиной - ситуация кардинально изменилась: помощники уже - не помощники землемера, а Фрида - не его невеста. Иеремия получает место коридорного в господской гостинице, Фрида возвращается на прежнюю должность буфетчицы, однако… однако она отправляет Иеремию за К. в дом Варнавы. Я не усматриваю здесь логики - сам не ам и другому не дам, что ли? Или Фрида предполагает начать второй круг общения с К. с того места, где они так тесно познакомились? Или она препоручила Иеремии знаменательную фразу: "Я явился к вам, чтобы сообщить пренеприятное известие…"?
А известие и в самом деле просто пакостное.
Читатель, наверное, помнит, что в самом начале романа помощники в своей тесно облегающей тело одежде напомнили ему ЗМЕЙ. Посыльный Варнава тоже мечтал о такой форменной одежде, а пока что сестра ему ушила брюки, чтобы они были в обтяжку. Упоминание о ЗМЕЕ, который, как известно, - библейский ЗМЕЙ-ИСКУСИТЕЛЬ, оказалось пророческим, но, что самое главное, ПЛАНЫ ОЛЬГИ, как и планы самого К. оказались мгновенно похеренными.
"Когда Галатер послал нас к тебе… он как раз замещал Кламма. Когда он нас к тебе посылал, он - и я это хорошо запомнил, потому что мы именно на это и ссылаемся, - он сказал: "Вы отправляетесь иуда в качестве помощников землемера". Мы сказали: "Но мы ничего не смыслим в этой работе". Он в ответ: "Это не самое важное, если понадобится, он вас натаскает. А самое южное, чтобы вы его немножко развеселили. Как мне доложили, он все принимает слишком близко к сердцу. Он только недавно попал в Деревню и сразу решил, что это большое событие, хотя на самом деле все это ничего не значит. Вот это ему вы и должен внушить".
Кто бы мог ожидать такого поворота дела? По-моему, автор наносит удар читателю ниже пояса. Словно Галатер и ему приказал повеселить нас, читатель. Однако самого Замка и его идеи сие как будто не отменяет. Вот почему К. нисколько не удивился этой новости ,и не возмутился, и вообще не проявил никаких эмоций.
Дорогой Иеремия, - сказал К., - только излагать все это ты должен не мне, а Галатеру. Он вас послал по своей воле, я вас у него не выпрашивал. А раз я вас не требовал, значит, я мог отправить вас обратно и охотнее сделал бы это мирным путем, чем силой, но вы явно на это не шли. Кстати, почему вы с самого начала, когда вы ко мне только пришли, не поговорили со мной так же откровенно, как сейчас?".
Оказывается, просто не проникся серьезностью ситуации и выясняет мелкие подробности, словно в них может содержаться загадка происходящего. Все его планы порушены, а он делает вид, что его это нисколько не заботит. Или особое самообладание позволяет ему вести себя с таким достоинством и мужеством. К. оказывается в еще более худшем положении, чем в первый свой день пребывания в Деревне - первый приступ Замка закончился конфузией. Мало того - его, оказывается, даже всерьез не принимают, играют с ним в кошки-мышки и еще в черт знает какие игры! Кстати, Иеремия отвалил К. то ли упрек, то ли комплимент: "Вот я и пошел и не только нашел тебя тут, но у видел, что эти девчонки идут за тобой как на поводке". По всей видимости, Кафка все же распознал в себе этот талант, и им гордился, и, естественно, пользовался. Даже написав эти строки, он, конечно. Не мог предвидеть, что в следующем, 1923 году, он обратит на себя внимание Мицци Эйснер и Доры Димант.