Читаем Замок. Тайна Амалии (Часть 3)

Валерий Белоножко

Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.

Новые темы

17. Тайна Амалии (Часть 3)

11.10.08

Конечно, Франц Кафка полностью отдавал себе отчет в том, что его отношения с Фелицией Бауэр носят корыстный характер, и в этом плане К. оправдывает автора:

"Ты надеешься на помощь человека, который уже в состоянии что-то сделать, а этим я обязан Фриде, Фриде настолько скромной, что попробуй спросить её, так ли это, и она наверняка скажет, что знать ничего не знает. И все же выходит, что Фрида в своем неведении сделала больше, чем Амалия при всей своей гордости".

Признаюсь честно, что у меня все еще нет догадки о прототипе Амалии в жизни Кафки. Её замкнутость, гордость и импульсивность, её забота о родителях, безропотность, когда она несет свой крест, слабое здоровье, желание подспудно играть хотя бы какую-то роль в жизни К. (её замечание о том, что тот любит Ольгу) - некоторые из этих черт напоминают любимую сестру Кафки Оттлу, с которой он особенно сдружился к концу жизни, но, чтобы быть более уверенным в своей версии, необходимо обратиться к письмам его к ней, которые я еще даже не начал переводить, а это - целых полторы сотни страниц. С другой стороны, во время его пребывания в имении Оттлы в Цюрау они имели возможность вести длительные разговоры (как это делают К. и Ольга). Если с кем-то в своем семействе Франц и обсуждал свои любовные отношения, то это - Оттла. Достаточно сравнить фотографии трех сестер Франца, чтобы понять: только Оттла не превратилась в матрону-домоседку, темой бесед с Вали и Элли могли быть лишь семейные отношения, раздражавшие Франца. По правде сказать, семейство его (за исключением Оттлы) было угрозой его литературному существованию, и в семействе этом не было бы места Варнаве, если бы Варнавой не был … сам Франц Кафка.

Читатель, естественно, тут же упрекнет меня в двурушничестве, непоследовательности или забывчивости. Мы уже постановили как бы, что Варнава - это Ицхак Леви, актер. Но по материнской линии Франц тоже - Леви, но главное: Франц Кафка считал себя все же ПОСЛАНЦЕМ. Это Варнава романа - посыльный, а Варнава-Кафка - ПОСЛАНЕЦ. Вот отчего так много говорится о сомнениях и разочаровании, диктующих нашему автору столь напоминающие диаграмму тексты. Нет в них уверенной поступи автора, нет у него даже дорожной карты, а на дорожные указатели он уже давно перестал обращать внимание (разве что табличка с фамилией Гёте не кажется ему лишней). Режиссер ли должен умереть в актере или актер - в режиссере, не в том суть. Все это - досужие красивости, за которыми стоит лишь сомнение в талантах обоих. Проблема - в оживлении, в жизни, в Вечной Жизни. На пороге смерти такие вещи не могли не интересовать нашего героя, и он не мог не живописать об этом, поскольку только здесь просматривалась какая-то надежда Вечность (пусть литературную). Интерес к религии и философии в этот период тоже показателен. В конце концов, вполне достойное деяние - пред смертью искать достойный способ её избегнуть. Фигуры великих литераторов прошлого, перешагивающие из века в век, стали не просто притчей во языцех, но - предводителями литературного войска в каждом поколении. Слава яд сладкий, но убивает он не слабых, а притворяющихся сильными. Она - гербицид для мнимостей. Вот отчего в романе столь актуальна тема землемерства К. - профессионального или кажущегося. Автор даже шанса не дает читателю убедиться в мнимости или действительности этого звания. По чести говоря, писатель честный - сама рефлексия. (А Лев Николаевич Толстой, к примеру?.. Ну да, он, безусловно, честен, но - в пределах своей ограниченности, в пределах владевшей им в то время идеей. Достоинство, спокойствие и самоуверенность Толстого не опровергаются даже его дневниками, даже теми, которые он упрятывал в сапоги от Софьи Андреевны. двуликий Янус не ночевал в его творчестве, и оно застыло памятником на моих книжных полках).

Кажется, я попытался ввязаться во вторую дискуссию, не закончив первой; к тому - позабыв о любви нашего героя ко Льву Николаевичу, хотя "Смерть Ивана Ильича" - книга настолько настольно-актуальная для каждого, что тут и копья ломать нечего. Нет, никакие сравнения не помогают: Франц Кафка - вне литературной традиции, он отрицает, любые традиции и одиноко стоит на пепелище, обдумывая, как бы получше написать завещание о всесожжении своей письменности. Ах, что он натворил бы, будь в его распоряжении компьютер, напичканный файлами с текстами, - никакой сервис уже не добыл бы их из Вселенской Сети!

12.10.08

Но Кафка не был бы Кафкой, ели бы не преподнес мне тут же сюрприз - я попадаю в следующую его ловушку. Свидетельствует опять же Ольга:

"Три года назад мы были дочками бюргера, а Фрида - сиротой, служанкой в трактире, мы проходили мимо, даже не глядя на неё; конечно, мы вели себя слишком высокомерно, но так нас воспитали. Однако в тот вечер, в гостинице, ты уже мог заметить, ккие теперь сложились отношения: Фрида - с хлыстом в руках, а я - в толпе слуг. Но дело обстоит еще хуже: Фрида может нас презирать, это соответствует её положению, это вызвано теперешними обстоятельствами. Но кто нас только не презирает? Те, кто решаюет презирать нас, сразу попадают в высшее общество".

Сюжетно - все просто. Настолько просто, что хоть начинай - по советским правилам - критиковать социальный строй во владениях графа Вест-Вест.. и - опять припомнить "Бабушку" Божены Немцовой. Но мы-то знаем, что Франц Кафка никогда не черпает живительной влаги из одного ручья - ему подавай сразу несколько да поразнообразнее! Три года назад - это срок между расставанием с Фелицией и встречей с Миленой. Но была ли тогда Фелиция сиротой? По большому счету - да: с ней только что расстался Франц, осиротил её надежду на семейную с ним жизнь. Естественно, семейство Поллак знать не знало о её существовании. И вот уже она "с хлыстом в руке", а Ольга - "в толпе слуг"… Мало того, она уже покидает Кламма и интимно сближается с К., они даже собираются пожениться. (Ну, эти сказочки про женитьбу мы слышали неоднократно). Фигуранты этих событий - после признания Ольги - не могут уже быть мной идентифицированы - приходится искать выход из положения. Знаешь, что я придумал, читатель? Поскольку моя идея фикс - Фрида-Муза, я - в соответствии с изменением литературной ситуации - представляю её "пришпоривающую" роман "Замок" и отгоняющей два предшествующие незавершенные романы "Америка" и "Процесс".

Неожиданный поворот - даже для самого меня. Но, исходя из нарисованных автором трех характеров - Фриды, Ольги и Амалии, - я мог бы посчитать жизнерадостную Ольгу олицетворением романа "Америка", мрачную, замкнутую на себе Амалию - "Процессом", переметнувшаяся сразу же к Кафке Фрида - "Замок". Правда, свято место пусто не бывает, и вот уже не месте Фриды в буфете - бывшая горничная Пепи, проходной персонаж, еще одна мнимая "величина". Мою догадку подтверждает тут же К: "Ведь я только поставил Фриду на подобающее ей место, но вовсе не собирался вас принижать, как ты себе представляешь. Конечно, и я чувствую в вашей семье что-то необычное, но почему это должно стать поводом к презрению…".

Все версии мои напоминают хамелеона, меняющего облик по обстоятельствам. Но размышлять иначе я не могу - как только я имел бы в загашнике заранее подготовленную версию, то, естественно, тут же разложил текст романа на её прокрустовом ложе, чтобы … Вот с этим самым ЧТОБЫ у меня (как у Иосифа Бродского с советской властью) - вполне стилистические разногласия. ЧТОБЫ генетически связано с ЗАЧЕМ, что для писателя является не просто жупелом, а - равнодушным остылом к пошлости, которая тоже имеет свою оборотную сторону. Столько мякины мне пришлось перещупать, пока я не обнаружил полноценных зерен в амбаре библиотеки, столько раз я жевал поэтическую солодку и философский терн, что теперь, в весьма преклонных годах, нашел для себя странное, но утешительное занятие - РАЗГОВОР С КАФКОЙ (с твоей невидимой помощью, читатель, - ведь без обязательства перед тобой я давно бы бросил сие бесперспективное дело: ОБОРОТЬ ГЕНИЯ. Выше я уже упоминал ЗАГРАДОТРЯД, так вот - я чувствую себя в штрафбате (есть за что!), и искупить прегрешения можно только смертью или хотя бы кровью… хотел сказать - чернил, что вспомнил, что даже принтер мой - лазерный. Ах, как скучно описывать собственную жизнь без её внутренней жизни! Но - ах! - как эта внутренняя жизнь бессвязна, фрагментарна и почти неуловима! На этом тексте - и отпечатки моих мыслей, но их не было бы без Франца Кафки, без разговора с ним и с тобой, читатель. Так что суди меня по законам не моим собственным и даже не твоим, а так, словно бы мы вместе стоим ПРЕД ВРАТАМИ ЗАКОНА.

Ладно, эмоции я выплеснул, пора и за работу. "Нелегкая была бы у тебя работа, К., - сказала Ольга. - если бы ты взялся переубеждать всех, кто нас презирает, ведь все исходит из Замка".

Нет, мне скучать не придется - автор гоняет нас, читатель, из огня в полымя и обратно. Ольга только что говорила о ПРЕЗРЕНИИ. Это - страшное слово, хотя в литературном плане скорее следовало бы выбрать - ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ (включающее в себя равнодушие). Что настоящий писатель - отщепенец в своей среде, это понятно, поскольку привычно подтверждено литературным процессом. ВЕДЬ МЫ ЛЮБИТЬ УМЕЕМ ТОЛЬКО МЕРТВЫХ… Кафка в своей семье был таким отщепенцем, и недаром он в дневниковой записи 23 ноября 1911 года напоминает: "21-го, в день сотой годовщины смерти Клейста семья Клейста возложила на его могилу венок с надписью "Лучшему из нашего рода". Клейст покончил жизнь самоубийством в 34 года, и это тревожило нашего героя так же сильно, как о отчужденность в собственном семействе, которую он трактовал гораздо шире.

При всем своем почтении к Замку автор не преминул сообщить нам, что и в его возвышенном хозяйстве имеются недочеты:

"…господа, присутствовавшие там, видели выступление нашей команды и лестно отзывались о ней, сравнивали с выступлением команды из Замка, и сравнение было в нашу пользу, начался разговор о реорганизации команды из Замка…".

Если учесть, что команда - пожарная, то автор явно имел в виду спешную, неотложную реорганизацию, что _ в личном плане - было вполне понятно по причине смертельной болезни, а в более возвышенном - говорило о … том же самом - ЖИЗНИ ПОСЛЕ СМЕРТИ, насколько я могу предполагать идею Франца Кафки хотя бы в первом приближении). То, что глобальная, по сути, идея облекается им в шуточную рамку повествования о соревновании пожарных команд, - как раз не важно. Важно то, что команда Деревни превзошла команду Замка, и это как раз не понижает уровень разговора о возвышенности Замка, а возвышает простые, человеческие, крестьянские возможности. Может быть, сам Кафка претендует (намеревается претендовать) на РЕОРГАНИЗАЦЮ,… а вот чего именно, нам еще предстоит выяснить

"И тут Амалия с непривычной для неё сосредоточенностью сказала, что господским вещам особенно доверять не стоит, в подобных обстоятельствах господа любят говорить что-нибудь приятное, но все это имеет мало значения или вовсе ничего не значит, они только скажут и тут же забудут навсегда, правда, в следующий раз можно попасться на ту же приманку".

Да, Амалия совершенно права - вот и я опять попался на ту приманку, чего автор, по-видимому, и добивался: с пессимизмом у него - полный порядок. Философия работает с моделью мироздания, как скульптор - с куском глины. Каждая модель, выставленная на обозрение, обещает упорядоченность мироздания, но очень быстро иссыхает, растрескивается и рассыпается, оставляя после себя описания и воспоминания. За Амалией явно стоит сам автор и, говоря о НЕДОВЕРИИ, он словно предупреждает и о недоверии к его тексту…

Назад | К содержанию | Далее

Дневник о Франце Кафке

Исследование текстов

Валерий Белоножко