Валерий Белоножко
Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.
Новые темы
- Ab ovo. Франц Кафка с самого начала
- Между небом и землей. Авторское послесловие
- Между небом и землей (10) Ракета и ракета
- Между небом и землей (9) Число зверя
- Между небом и землей (8)
- Между небом и землей (7)
- Между небом и землей (6)
- Между небом и землей (5)
- Между небом и землей (4)
- Между небом и землей (3)
- Между небом и землей (2)
- Между небом и землей (1)
- Перевал Дятлова: Между небом и землей
- Перевал Дятлова. Продолжение 14
- Перевал Дятлова. Продолжение 13
- Перевал Дятлова. Продолжение 12
- Перевал Дятлова. Продолжение 11
- Перевал Дятлова. Продолжение 10
- Перевал Дятлова. Продолжение 9
- Перевал Дятлова. Продолжение 8
- Перевал Дятлова. Продолжение 7
- Перевал Дятлова. Продолжение 6
- Пленник «Замка» Франца Кафки
- Перевал Дятлова. Продолжение 5
- Перевал Дятлова. Продолжение 4
- Перевал Дятлова. Продолжение 3
- Перевал Дятлова. Продолжение 2
- Перевал Дятлова. Продолжение 1
- Перевал Дятлова.
Двадцать первый век - Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 19
- «Процесс» Дмитрия Быкова
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 18
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 17
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 16
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 15
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 14
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 13
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 12
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 11
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 10
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 9
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 8
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть третья
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 7
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 6
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть вторая
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 5
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 4
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 3
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 2
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 1
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть первая
- Влтава Франца Кафки
Реклама
Автор вновь подчеркивает, что особых различий для Замка и Деревни не существует, так что мы вновь возвращаемся к термину в пределах Замка.
Термин ПРЕДЕЛ здесь очень важен, так как он противоположен БЕСПРЕДЕЛЬНОСТИ, которая, якобы, стоит за Замком и на которую ссылаются многие исследователи. Как будто существуют два мира - Замок с его пределами и остальной мир, лишь краем уха слышавший о сем каком-то там по счету чуде света. Метафизика сочится прозрачными каплями из призрачных намеков автора, но бытовые потоки текста поглощают их, и нужно обладать особым литературным нюхом (впрочем, и вкусом тоже), чтобы воспринимать потенциальные возможности для интерпретаций не только текста, но и собственного ограниченного течения мыслей.
Итак, перед К. и Ольгой - крыльцо гостиницы. Когда они входили, над ними затрепетал кусок материи - это было знамя с графским гербом.
Двумя страницами ранее мы прочитали эпизод водружения К.-ребенка флажка на кладбищенскую ограду, и граф тоже пометил своим гербом вход в свои гостиничные пределы, но если в детстве флажок знаменовал для К. первую победу, кусок материи с графским гербом не обратил на себя внимание неофита, хотя по изворотливому течению мыслей его знамя это вполне могло интерпретироваться, как победительный знак на Замковой ограде. Быть может, слишком тонка связь этой ограды с той, кладбищенской, но, принимая на веру слова Макса Брода о том, что роман должен заканчиваться смертью мнимого землемера в Деревне… ход авторской мысли мог быть завуалирован еще и потому, что не слишком просто жить в ожидании близкой смерти (как это случилось в Францем Кафкой), но и фиксировать это ожидание прямым текстом, который, впрочем, потребовал бы от писателя мудрости и мощи Экклезиаста. Впрочем, я не отрицаю права Кафки и на это имя, пусть наш автор писал для немногих - скорее всего, для самого себя.
В детстве я читал о каком-то ученом, который - при открытой двери в Смерть - буквально в последние минуты записывал симптомы и течение своей гибельной (по-моему, даже добровольной болезни при испытании какого-то препарата). Франц Кафка в последние годы фиксировал метафизическое течение своей болезни, пусть эта болезнь и называлась ЖИЗНЬЮ. Его тексты питали незримые философские корни, и то, что им не придуман латинский (или немецкий) термин для своей подпольной (подземной) философской системы, дела не меняет. Так ведь оно обычно и случается: один на весь мир кричит о внезапном "конце истории" (через пару лет признаваясь в своей ошибке), другой всего-навсего ходит по улицам Афин и простодушно задает вопросы, которые пронизывают тысячелетия. Если читатель сочтет мой дифирамб тенденциозным и излишним, пусть так, но шифр Франца Кафки существует (хотя писатель и пытался лишить нас его), и не менее шумерской или египетской древности достоин внимания.
На удивление хозяин "Господского двора" объявляет К.: "Господину землемеру разрешается вход только в буфет". Так что К., оказывается, - господин второго сорта,, и хотя его сразу узнал (никогда его не видевший) хозяин и сообщил о предписании по его поводу, землемер пытается каким-нибудь путем обойти предписание и переночевать в гостинице. Автор не скупится на объяснения: "Господа из Замка чрезвычайно щепетильны, и я убежден, что один вид чужого человека, особенно без предупреждения, будет им невыносим.
Ну что тут поделаешь? Не только с Замком, но и с чиновниками оттуда познакомиться невозможно, а сведения о них (чрезвычайно краткие и с оговорками-отговорками) приходится получать от первого вст речного-поперечного, и приходится принимать их на веру, складывая в кладовую памяти безо всякого разбора, поскольку системы этого кроссворда не существует.
К., по своему обыкновению блефует и втолковывает хозяину, что в Замке у него значительные связи (сомнительный телефонный разговор, столь же сомнительное письмо оттуда да посыльный-крестьянин), на что собеседник доверительно и серьезно сообщает, что ему об этом известно. Он как будто играет с К. в кошки-мышки, да и все его визави, по сути, поступают так же - своими словами и поступками они "лепят" из него новую личность или, скорее, - новый тип личности; они потакают ему, игра в поддавки, и он, ориентируясь на их податливость, говорит НЕ СВОИМ голосом.
При этом открытии сразу возникает вопрос: а возможен ли для него СВОЙ голос? Читатель вправе задать этот вопрос и самому себе, и сам я в раздумье теперь - что в моих записях от меня, а что - от лукавого? Даже и то, что, казалось бы, - от меня, на самом деле -уроки воспитания и чтения, уроки эстафеты человечества, хотя эстафетная палочка, не раз оброненная, вся в грязи или - по меньшей мере - в пыли.
Человек стоит ровно столько, сколько стоит то, из-за чего он хлопочет. Красиво. Но вправду ли так? Редкий из нас целеустремлен на всю свою душевную скорость, а целеустремленные исторические персонажи принесли человечеству столько горя, какого не компенсировать ни альтруизмом, ни цивилизацией, ни искусством. Мы обделены в той мере, в какой обделяем себя сами, и поражаемся стрелке компаса К., которая всегда показывает на Замок. Говорят, что финансисты обладают таким же компасом, и - влюбленные, и - маньяки. То есть, маньяк - это состояние души, когда она есть и когда её не существует. Термины и слова, рамка и упаковка, характерность и бесхарактерность ведут нас по жизни на своем поводке, у левой ноги судьбы, с грузом врожденных и условных рефлексов. …его очень удручало, что в этих его колебаниях уже явно сказывалось столь пугавшее его чувство подчиненности, зависимости от раьботодателя и что даже тут, где это ощущение было таким отчетливым, он никак не мог его побороть.
Писательская манера Франца Кафки - матрешка в матрешке. Каждое его серьезное разъяснение таит в себе непременно оттенок противоположности, который - так или иначе - сводит на нет впечатление от прямого утверждения. С одной стороны это - огромная экономия романного пространства (чтобы не разводить турусы на колесах по поводу разъяснения кажущегося разночтения), с другой - налагает на читателя обязанность не только внимательного чтения, но и самостоятельного сталкивания лбами мнимых или действительных противоположностей.
Крестьяне в буфете - очень похожие с первого взгляда друг на друга.
Автор часто , пожалуй, даже настойчиво часто подчеркивает похожесть персонажей друг на друга - словно обитатели Деревни (и Замка) в большинстве своем безлики. Все же, по-моему, это - взгляд свысока, если только Франц Кафка не подает нам очередного тайного знака. Для К. все - на одно лицо до тех пор, пока он не обратит на кого-нибудь особенного внимания, шестым чувством угадав человека, который может и должен быть полезен ему и его задаче. В общем-то, по жизни так оно и есть, хотя и присутствует в этом плане дань несправедливости и эгоизму.
Молоденькая буфетчица Фрида сразу же обращает внимание на К. и дело даже не в том, что она, как и все в Деревне, сразу узнает в нем землемера, - это-то как раз объясняется просто: в Деревне все знают друг друга, хотя в первой главе автор подчеркнул её огромность: К. все шел и шел по её улице, практически не приближаясь к Замку.
К. был поражен её взглядом, полным особого превосходства. Когда её глаза остановились на К., ему показалось, что она этим взглядом уже разрешила многие вопросы, касающиеся его. И хотя он сам и не подозревал о их существовании, но её взгляд убеждал его, что они существуют.
Их перекличка взглядами говорит о многом и на многое намекает. Речь не идет о тривиальной любви с первого взгляда - собственно, во всем романе ни романтической, никакой другой любви мы не обнаружим. То ли на склоне лет Франц Кафка был утомлен любовными перипетиями, то ли ему вообще не было известно "неземное" чувство. Касавшиеся его вопросы…
Три слова в облике двуликого Януса. Касавшиеся лично его вопросы или вопросы Фриды, касавшиеся его. А то, что она их РАЗРЕШИЛА… Ну да, теоретически, мысленно, приняв определенное, касавшееся его решение.
А у читателя полным полна коробушка вопросов к самому К., и очень обидно, если в дальнейшем Фрида не поможет нам ответить на них. В принципе любовная коллизия - самый тривиальный способ идентификации героини или героя, причем особой сверхзадачи при сем не предполагается (исключения из правила случаются очень редко; даже Гумберт Гумберт Набокова тоже - всего лишь простая функция). Но, быть может, Фрида - зеркало, в которое всмотрится если не К., то досужий читатель.
Мужчина предназначен женщине в той же мере, в какой женщина предназначена мужчине. Это - не Предназначение с большой буквы, но и с маленькой его я написал бы с оговоркой; они повязаны СООБЩНИЧЕСТВОМ, которое, будучи греховным и возвышенным одновременно, раскачивает качели счастья-несчастья, болезни-выздоровления. Раскаты грома Первичного Грехопадения слышны до сих пор, хотя слышны все тише с каждым десятилетием, сведя любовный акт к физической функции, которая позволяет "не нагружать" себя излишними и ненужными переживаниями, осложняющими жизнь и здоровье. Теперь уже почти толерантно вести себя так, как ведут себя обитатели обезьянника в зоопарке, а искусство крутого порно (так говорят, сам не видел из-за вирусобоязни моего компа) сопредельно безработной нынче любовной поэзии.
Но печаль моя не об этом.
Они обнялись, маленькое тело горело в объятиях у К.; в каком-то тумане, из которого К. все время безуспешно пытался выбраться, они прокатились несколько шагов, глухо ударились о двери Кламма и затихли в лужах пива и среди мусора на полу. И потекли часы, часы общего дыхания, общего сердцебиения, часы, когда К. непрерывно ощущал, что он заблудился или уже так далеко забрел на чужбину, как до него не забредал ни один человек, - на чужбину, где самый воздух состоял из других частиц, чем дома, где можно было задохнуться от этой отчужденности, но ничего нельзя было сделать с бессмысленными соблазнами - только уходить в них еще глубже, теряться все больше.
Ну, милейший господин Набоков, кто еще добился большей точности описания физического ощущения грязи поэтической растворенности в физическом бытии-небытии любовного акта?! Когда б вы знали, из какого сора и пивных луж воспаряет чудовищная амрита любострастия, и сносит башню у испытывающего коитус героя, и все, казалось бы, переиспытано, читано-перечитано, ясно-непонятно, глупо-счастливо, глухо и немо, коротко и безвозвратно, когда кожа еще горит адским пламенем, а холодный пот не может остудить его, и воздушная ванна комнаты или поддеревья принимает в себя тела мирского пошиба, но полные благодарного чувства отчуждения собственности и собственности отчуждения, когда физическая стихия не требует уже продолжения акта, а его воплощения в невещественную ткань искусства. Здесь - граница цели и средства, минуты и вечности, астрономии и астрологии. Бедный мужчина - ему не известно, что испытала женщина. Бедная женщина - она не знает, что содрогается не тело, а Вселенная! Секунда небытия - ДОВСЕЛЕНСКОГО.
А по радио толкуют о гормонах и фолликулах, яичниках и предстательной железе. Веру Павлову читайте, господа рекламщики - она проймет покупателя до самой уздечки или клитора! Ах, как непрофессионально заманивают нас тибетские и африканские средства - словно рекламой занимаются завзятые импотенты и актоненавистники.
Впрочем, о чем это я?
О том, каким образом появилась в тексте романа вышеприведенная цитата. Она - сплав впечатлений от интимного общения с буфетчицей Ханси, " черех чрево которой проскакал целый кавалерийский полк"," и Миленой Есенска-Поллак. Возможно, хотя абсолютно никаких ни прямых, ни косвенных свидетельств этого не найдено, Франц Кафка испытал головокружительное чувство коитуса еще с какими-то женщинами, но поведение Кламма в эпизоде, когда Фрида кричит ему: "А я с землемером! А я с землемером!" и он затихает, может свидетельствовать о том, как отреагировал муж Милены Эрнст Поллак на связь жены с Францем Кафкой. В физической любви Кафка не был счастлив, в возвышенной - был несчастлив, и - против литературного обыкновения - не воплотил вторую в один из своих текстов. Его интимные переживания, правда, зафиксированы в некоторых дневниковых записях и письмах (в дальнейшем будет опубликована - после доработки - моя статья ФИЗИКА И МЕТАФИЗИКА СЕКСУАЛЬНОЙ ЖИЗНИ ФРАНЦА КАФКИ), но в них не бьется пульс истинной, всепоглощающей, теряющей себя любви. Я вот почему еще останавливаюсь на этом аспекте его жизни: любовь (не страсть) - это талант, который противопоказан эгоизму и с ним не совместим. Связь К. с Фридой - свидетельство того, что к концу жизни Франц Кафка понял это и осудил это в себе, хотя и вполне литературно, хотя, естественно, он и не был обязан давать нам отчет по этому поводу. В конце концов и, прося Макса Брода сжечь все свои тексты, он и этот аспект своей жизни мог иметь в виду. Любовный опыт - травма души и подарок интеллекту; из этого справа выпадают кристаллы гениальной поэзии и прозы; крохотный кристаллик и мы обнаруживаем в романе "Замок", и, возможно, лишь смерть писателя помешала ему одарить мировую литературу еще пронзительными строчками о любви не только физической. Последняя женщина в его жизни Дора Димант вполне заслуживала их, и крохотный лучик света из романа осветил их первую встречу. -С такими нежными ручками? - спрашивает К.
Фриду в рромане. А летом 1923 года в Мюритце, на побережье Балтийского моря, в летнем лагере для еврейских детей он увидел молодую девушку, которая чистила рыбу. "Такие нежные руки, и такая кровавая работа," - заметил он. Это и была Дора Димант, осветившая своей любовью последние месяцы его жизни.
Но вернемся к Фриде романа. Есть, есть в ней кое-какие черточки характера и образа жизни Милены Есменска-Поллак. Честолюбие, самостоятельность, любовные связи - это К. сразу уловил, как данные, могущие споспешествовать его цели. Так или иначе Фрида послужит для К. связующим звеном между ним и обитателями Деревни, а то - и Замка. А мы не будем забывать, что именно Милена стала первой переводчицей его новелл с немецкого на чешский язык. А это для писателя - тоже почти интимные отношения, так что Франц Кафка обязан Милене расширению жизненного пространства для его прозы; мало того, его строки, по существу, становятся её строками, общими строками - такая литературная связь обязывает к взаимным мыслям и чувствам.
Жизнь Милена сахаром не была и преизбыточна испытаниями. Такой же рисуется и Фрида - маленькая хрупкая женщина, угадавшая в К. то, что даже он не подозревал в себе.
-Вы дл меня важная персона.
-И не только для вас, - сказала Фрида любезно, но не отвечая на его улыбку.
Вполне возможно, что Кафка уже знал о любовных связях Милены - и его приятели были в их числе, но богемная жизнь этой женщины привлекала его, так как одновременно в ней чувствовалась закалка, что удивляло его.
А вот К. удивляться некогда. Время вообще для него - почти физическое течение, а держит оно на плаву только того, кто хотя бы барахтается. Наука плавания давалась Францу Кафке нелегко, но он ею овладел на Влтаве (благодаря отцу) и знал цену усилий (и бессилия - тоже). Жизнь К. - езда на велосипеде: стоит перестать крутить педали - и вот ты уже в кювете. Но уже существовали двухместные (четырехпедальные) велосипеды - К. решает, что кто-то должен вместо него покрутить педали, так отчего же не заняться этим Фриде? Он комплиментирует ей, а она и рада! Крючок не только заглочен, но и доставил ей удовольствие (или она убедила в этом себя Франц Кафка не был сексуальным мачо).
История отношений Кафки и Милены - история любовно-литературного приключения, которое было последним в жизни писателя, не столь продолжительным (1920-1923 г.г.), и то, что уже в 1921 год начат "Замок", говорит о том, что Кафке не только попала под руку некая сюжетная линия, и не только о том, что наконец-то знакомство и любовная связь с высокоинтеллектуальной женщиной подарили ему высокие идеи. Здесь все сошлось воедино: и то, и это, и еще - смертельная болезнь, и огромное нервное напряжение, и - вершина литературного мастерства, которой он достиг.
Причина и повод - вот относительно чего мы заблуждаемся чаще всего и удивляемся незначительности повода, послужившего началу или разрыву тех или иных отношений, поскольку психологически не готовы обсуждать с собой причины, еще не известно, что больше царапало "самоедство" Кафки - бумагу или его душу.
Так вот, поводом в романе выступает Фрида - почти эфемерное создание с большими амбициями. Читатель не должен, конечно, впрямую приплюсовывать её образ к личности Милены, поскольку между ними - острое перо писателя, который решает не только личные, но и литературные задачи, но вот мелочи бытовые - строительный кирпич литературы - должны присутствовать обязательно.
-Может быть, мы могли бы с вами поговорить спокойно наедине, а то смотрите, как все на нас уставились.
-Не понимаю, что вам от меня нужно, - сказала она, и в её голосе против воли зазвучала не радость жизненных побед, а горечь бесконечных разочарований.
Это говорит не персонаж романа, а живая Милена Есенска-Поллак - правдивость писателя в деталях являет нам доверие к нему самому. Отчего бы нам не обратить это же чувство и к самому Францу Кафке в образе "землемера" К. Этому сопротивляются все фибры души читателя, но душа его изменчива и полигамна, поскольку привыкла к "одноразовым" писателям и произведениям, ни к каким себя особенно не прилагая. Вспоминаю списки ста лучших произведений, которые публиковались в советские времена, а за рубежами, по-моему, они и до сих пор практикуются, больше - в рекламных целях. Этот список, безусловно, можно было бы свести к одному-единственному названию - Библии, но адепты других идеологических культур, сразу обвинят меня в ереси, так что я нейтрально предложу вместо Библии "Замок", хотя и понимаю, что сим трудом обязан доказать верность выбора.
Сделать это одновременно очень легко и очень трудно. Легко - если принять за постулат: роман "ЗАМОК" создан в традиции КАББАЛЫ, то есть, трактует не только о первоначалах, но и о символах - буквах и цифрах, тайнописи абзацев и определенной связи определенных предложений во всем тексте и тд и тп… Трудно же потому, что ТРУДНО БЫТЬ КАФКОЙ или хотя бы соответствовать уровню его мышления.
Если уж на то пошло, Франц Кафка оказался создателем мифа, не прилагая к этому никаких усилий - народ-читатель самостоятельно занялся этим, как это случалось во все века со всеми народами, и кто-то же должен был создать скелет мифа - отчего не Франц Кафка ! очень жаль, что на русском языке не существует ни одной версии этого трактовки романа специалисты по иудаистике и каббалисты, безусловно, читали текст "Замка" на своем уровне и не могли не писать об этом - не все же в двадцатом веке, подражая древним грекам, пили разбавленное вино литературы.
Если уж на то пошло, Франц Кафка на русском языке не только не прочитан, но и не переведен на язык российских палестин - разговоры и метафоре и психологичности текстов Кафки напоминает о том, что специалист подобен флюсу и "болеет" лишь этим самым местом. Увы, я должен упрекнуть (не знаю уж кого!) в заговоре молчания о Франце Кафке. Господа переводчики! Железного занавеса не существует - можно чемоданами вести исследовательскую литературу или попросту скачивать тексты из Интернета! Понимаю, понимаю… Господа издатели! Может быть, хватит на ваш век мукомольно-детективного производства - тех же щей, да побольше влей! Я еще могу понять подспудную жалобу в названиях издательств "Азбука" или "Амфора", но напыщенный "Симпозиум" или гордый "Текст" могли бы и поспособствовать оправданию своего девиза. Естественно, я имею в виду именно Франца Кафку - прочие на сию букву _Коэльо, Кастанеда и Ко - пролистаны и отложены с законным недоумением.
Эта филиппика - от бессилия. Ах, как хотелось бы воскликнуть: есть критика в наших селеньях! Но стенания напрасны - нет, нет и нет на Руси ответа. Что же, опять, как в советские запретно-идеологические времена, втихаря заниматься ПРОЧТЕНИЕМ и прятать в стол несвоевременные буквы и мысли?! (Кстати, у Интернета тоже есть своё "в стол", и на твоё "Ау!" скромно молчат релевантные не раскрученные сайты. "Общество друзей Франца Кафки" - где ты? Непотребная литература, как и непотребные девки, как раз и востребованы… Молчи, грусть, молчи. За окном - цветущая яблоня, но - дичок, и плодики её достанутся пролетным свиристелям чудным стайным птичкам с чудным стайным перезвоном-перектичкой. И цвет, и птицы мимолетны, и, конечно, не "вечно зеленеет древо жизни", и, возможно, так и не расшифрую прописные иероглифы Франца Кафки.
Если читать роман "Замолк" не постранично, а построчно, с краткими перерывами на обдумывание, можно иной раз с улыбкой удивляться авторскому хитроумию.
-А здесь его нет, - холодно сказала Фрида.
-Может быть, он спрятался, - сказал хозяин. - Судя по его виду, от него можно ожидать чего угодно.
Бытовая картинка и бытовой разговор, а за ними - голос писателя, который обманывает если не читателя, то самого себя, а если не самого себя, то - читателя. Если же учесть, что характеристику К. дает хозяин гостиницы, проходного двора или библиотеки, то улыбка станет продолжительнее и уместнее. "А здесь его нет," - обманывает читателя Фрида, и не знаешь, как к этому относиться; нет, автор не оставит нас безработными ни при первом, ни при втором, ни при третьем чтении романа; мы путешествуем по этой стране то вдоль, то поперек, то в одном направлении, то - в противоположном, то в одиночку, то в содружестве, то в плохом настроении, то в превосходном…
И автор это понимает. Из огня да в полымя…
-Что случилось? Где его надежда? Чего можно ждать от Фриды, когда она его так выдала? Вместо того, чтобы идти вперед осторожно, как того требовала значительность врага и цели, он целую ночь провалялся в пивных лужах - теперь от вони кружилась голова. "Что ты наделала? - вполголоса сказал он. - Теперь мы оба пропали".
Известно, как неприязненно относился Франц Кафка к пиву - уже одно то, что приучал к нему его отец… И сексуальная ночь - с головокружительной чужбиной - отвратна. Значительность врага и цели вдруг подчеркиваются в самое неподходящее время и в самом непотребном месте.
То, что ВРАГ и ЦЕЛЬ стоят рядом, говорит о многом. Причем ВРАГ стоит на первом месте. В таком случае ЦЕЛЬ - битва с ВРАГОМ? В 1921 году главный враг Кафки - смертельная болезнь. Это - Франц Кафка плане физическом. Другие планы могут и должны подозреваться - в дальнейшем тексте их поиск должен быть продолжен.
-Ты только посмотри, как эти двое смеются, - сказала Фрида.
-Кто? - спросил К. и обернулся. На стойке сидели оба его помошника, немного сонные, но веселые; так весело бывает людям, честно выполнившим свой долг.
Когда они появились в буфете? Почему ни Фрида, ни К. не услышали их? Так самозабвенны были их объятия? Веселость помошников наводит на эту мысль: зрелище совокупления со стороны и впрямь забавно. Это Франц Кафка смотрит со стороны на любовные объятия с Миленой, уже - после свидания в Вене и в Гмюнде; второе и стало началом их разрыва, причем ничего вразумительного по этому поводу Кафка почти не пишет. А если бы . снова очутился бы тут один, было бы еще лучше.
Смех без причины - признак дурачины? Увы, нет? Помошники не так просты, как кажутся, а если учесть, что они - посланцы Замка, то это - смех почти из преисподней (об Эдеме здесь не может быть и речи).
Прочитано всего три главы, а как много мы узнали! Правда, следует учесть, что, начиная произведение, каждый писатель полон сил и вдохновения: освеженный и отдохнувший, уже пошел четвертый день его пребывания в Деревне.