По существу роман состоит из множества миражей, но в данном случае нас интересуют два миража: ЗЕМЛЕМЕР и ЗАМОК.

      Землемер К. прибывает в Деревню якобы по вызову Замка. Кем К. является в действительности, так и не проясняется до конца. Похо-же, что и документов-то у него никаких нет - во всяком случае он их никому не показывает, да никому и в голову не приходит спросить их у него. Отчасти это - гоголевская ситуация, но "на вшивость" проверяются не жители Деревни и обитатели Замка, а - читатель, которому приходится самостоятельно и без авторской подсказки разобраться в ситуации романного действа. Отчего К. назвался землемером, знает лишь автор, по-видимому, закодировавший некие мысли по поводу этих притязаний своего героя. Первая опорная мысль Кафки: никаким землемером К. не является. "К. насторожился. Значит, Замок утвердил за ним звание земле-мера. С одной стороны это было ему невыгодно, так как означало, что в Замке о нем знают все что надо и, учитывая соотношение сил, шутя принимают вызов к борьбе. Но, с другой стороны, в этом была и своя выгода: по его мнению, это доказывало, что его недооценивают и, следовательно, он будет пользоваться большей свободой, чем предполагал". ¹ Сначала Замок заявляет, что не призывал землемера, но уже че-рез несколько минут сам начальник Центральной канцелярии называ-ет его "господином землемером". И все это - виртуально: не видя ни самого К. , ни его документов. Как говорит Йозеф К. в Процессе": "Ложь возводится в систему".

      Это ли не является завязкой сюжета, это ли не дает автору воз-можность раскачиваться на качелях двойной лжи, проходя точку обывательского равновесия и взмывая чуть ли не к небесным сферам?!

      Самое смешное: землемер заявляется во владения графа Вест-Веста глубокой зимой, когда землю устилает снег и практически невозможно разобраться в преимуществах или недостатках того или иного участка. Даже навыки свои К. показать не может - его якобы помошники с инструментами так и не прибыли. У него - синекура, не связанная ни с какими обязанностями, - та самая свобода и даже большая, чем он предполагал. Свобода - от чего или для чего? Эк-зистенциальный вопрос возникает уже с первых страниц, но он точно так же зашифрован двусмысленностью положения К., как и игры с ним Замка.

      К. начинает жизнь в романе с чистого листа, хотя ему уже тридцать ,и путешественник он, по меньшейей мере, опытный. И в переделках он уже побывал, и знания людской психологии у него достаточно. По складу характера - явный авантюрист. Сразу возникают по-дозрения в том, что с моралью он не дружит, что и подтверждается в дальнейшем. Вряд ли за его спиной - уголовное прошлое, но то, что он - любитель конфликтов, отрицать не стоит. Возраст его говорит об опытности, а повадки - о находчивости. Оказывается, даже не зная его прошлого, читатель уже по первой главе успевает составить о нем представление, которое далее и не изменяется. Даже упоминание К. о семье какое-то теоретическое, а не личностное. Похоже, завести семью в любом местечке ему ничего не стоит. Он - "ловец человеков", а наживка - сама его натура, широкая из-за неопределенности и притя-гательная из-за умения говорить, а в особенности - слушать. Его при-родное любопытство возводит его и в ранг разведчика, хотя и ясно, что работает он только на самого себя.

      Назвать его фигурой умолчания невозможно уже хотя бы по той причине, что он мельтешит на всех страницах романа, но, с другой стороны, он все время говорит или слушает, но почти не действует: забросить рыболовный крючок в человеческий пруд он мастер и даже может умело подтянуть леску, но вытаскивать добычу не собирается - пусть сама выполняет его мысленные пожелания " по щучьему веле-нию, по моему хотению". Кто-то бросил его, как катализатор, в почти застывший деревенский расплав, чтобы оживить его, вытолкнуть на поверхность содержимое и перемешать так, что одни связи рвутся, а другие завязываются. Собственно, сие - обычный прием в мировой литературе, но Франц Кафка не представляет нам своего героя, а подставляет его под прожектор нашего внимания в виде тени человека, который жил в виртуальном пространстве ДО первой страницы романа. Фигурка из китайского теневого театра, а источник света и его движение - мы сами.

      Если именно таков замысел автора - читателю самому стать источником тени К. и жить в романном пространстве по указке этой тени… Нет, Франц Кафка вряд ли мыслил читателя тенью тени К., хотя и без этого подозрения не обойтись - писатель был теоретиком до мозга костей, к тому же искал всегда ходы не тривиальные, а почти потайные. В своей САГЕ ТРЕТЬЕЙ - каюсь! - я слишком прямоли-нейно прочитал Кафку, но прошедшие с той поры десять лет размыш-лений свели почти до нуля мою литературную неискушенность. При-шлось принять во внимание тот неоспоримый факт, что "ЗАМОК" ЗА ДВА ГОДА ДО НЕМИНУЕМОЙ УЖЕ СКОРОЙ СМЕРТИ, практиче-ски в прихожей у неё, У ВРАТ ЗАКОНА, - невозможно представить себе (читателю), каковы были мужество и страдание автора, как умудрялся он выбираться из тени собственного эгоизма под ослепительное солнце своих прозрений. Читателю всегда будет недоставать его опыта умирания и связанных с этим мыслей и чувств. Чужую беду руками разведу…

-Не знаешь ты Замка, - тихо сказал хозяин.
-Конечно, - сказал К., - Заранее судить не стоит. О Замке я по-камест знаю только то, что там умеют подобрать для себя хороших землемеров.

      Учитывая своеобразный юмор Кафки, можно даже предположить то, что он имеет в виду: каждому из нас придется измерить землю собственным упокоившимся телом, и тут он нетривиально прав, сообщая нам сию тривиальную "новость". " Сколько человеку земли надо" - рассказал нам Лев Толстой, но Франц Кафка поставил этот вопрос не столь откровенно и однозначно: жадность к жизни, к её проявлениям он описывает не лобовО, не назидательно, а прячет свой философский камень в стенах Замка, а еще вернее - делая его краеугольным камнем фундамента, и читатель, почти забывший о его существовании, иной раз пытается нащупать его, как шатающийся коренной зуб, но тут же забывает о столь слабом симптоме разрушительных сил природы.

      Мудрый юмор Кафки - признак его мужества, которым, казалось бы, он никогда не отличался, но в "ЗАМКЕ", "ГОЛОДАРЕ", "ПЕВИЦЕ ЖОЗЕФИНЕ" это мужество создало вокруг него ореол, ко-торый большинство приняло за признак гения; пусть так, но источник этой гениальности - в наконец-то отброшенном эгоизме. Такова цена свободы - свободы не ОТ, а ДЛЯ.