То, что в женщине нет никакой тайны, знает всякая женщина, каждый мужчина, познавший по-библейски женщину, а первый попавшийся гей прямым текстом разъяснит это с милой улыбкой и реверансом в сторону противоположного (?) пола. Физическая, сексуальная притягательность женщины природна, и все здания искусства построены на этой почве, практически лишенной гумуса. То, что строители в большинстве своем – мужчины, вполне понятно: противоположный пол вынашивает дитя, так что им только и остается, что вынашивать произведения искусства, зачатые нами под виртуальным влиянием женщин.

В связи с этим я хочу обратить внимание читателей на феномен литературного творчества Франца Кафки, не вписывающийся в вышеприведенную сентенцию: полное отсутствие животного, сексуального элемента. Я забыл добавить термин-прилагательное ПРИРОДНЫЙ, но это не так – как раз именно природа, отступив в укромное место, оставила в творчестве Кафки тайну, которая сродни тайне женской, но духовное познание тайны творчества не происходит никоим образом. Оно развивается явно НА ПРИРОДНОМ ФОНЕ, но как только читатель пытается въяве и просто охарактеризовать его, возникает такое многословие, такая путаница терминов и понятий, такое выворачивание наизнанку интеллектуального опыта, что каждый новый пассаж все больше отделяет нас от предмета интереса.

Так, значит, ПОЗНАТЬ Франца Кафку невозможно? По-библейски (Книгу Бытия мы отложим в сторону) – нет. Тора нам тоже не поможет. Талмуд? Вряд ли. Разве что невидимый безатрибутный Бог Яхве обозначит своим неприсутствием Великую Пустоту (Шуньяту), которая есть Альфа и Омега всего сущего, не сущего и не не-сущего. Индийская философия космична и во множестве пунктов растолкована ОТ и ДО, но последнего укрывища тайны не предоставила и она.

Случайное присутствие человека во Вселенной несомненно, как и случайное рождение человека по имени Франц Кафка, который – ни больше ни меньше – вознамерился (побуждения здесь роли не играют) поставить человека в пограничную ситуацию нисхождения Космоса в земные пределы и человеческие души. Атеизм требует не упоминать Бога, но сам Божественный Космос неоспорим. А если чуть-чуть подправить две последние строки девятой главы "В соборе" романа "Процесс", то Франц Кафка хотел сказать так:

Космосу "ничего от тебя не нужно". Космос "призывает тебя, когда ты приходишь, и отпускает, когда ты уходишь".

Разумеется, Космос здесь служит псевдонимом того же Абсолюта, как Бог и Вселенная, но в каждом человеческом эпизоде Судьба и Карма как управляющие силы определяют пожелания индивидуума как необходимости, а для самого индивидуума необходимость становится пожеланием и сигналом к действию. Безусловно, речь здесь идет лишь о случае Франца Кафки, который строил свою духовную жизнь на простом жизненном фундаменте, повинуясь инстинкту, заложенному в него свыше, но сам инстинкт при этом взбунтовался и начал искать ходы к Верховному Существу или Верховной Силе. При этом приходилось отрываться от фундамента и парить в мысленном пространстве, имитирующем вещный мир в духовном, как облака – в небе.

Вот эта имитация – до известной степени – является копией ЖЕНСКОЙ ТАЙНЫ: переплетение любовного чувства с животной страстью. В эту ловушку (почти добровольно) попал Франц Кафка - в самый ответственный, начальный период своего настоящего творчества он имитировал, конструировал любовное чувство к Фелиции Бауэр помимо животной страсти и инстинкта продолжения рода. Этому должен был следовать художественный посыл, и он последовал, причем так мощно и быстро, что Кафка уверовал в правильность сплетения своих жизненных и художественных планов.

Литературный (истинный) источник Франца Кафки прорвался в ночь с 22 на 23 сентября 1912 года, когда уже был составлен и отправлен в издательство сборник "Созерцания". Произведения, входящие в него, умозрительны до известной степени, так что умозрительность любовного чувства к Фелиции Бауэр не должна вызывать особого удивления. Проживание в сфере выдуманного чувства (как и выдуманной ситуации) часто используется художником в качестве планирования (в летном смысле) НАД ситуацией, когда женщина становится средством, каков мужчина – в процессе продолжения человеческого рода.

Что внизу, то и наверху – сия нехитрая истина как нельзя лучше характеризует жизненно-литературную ситуацию Франца Кафки. Телесный низ и духовный верх должны были сходиться в исходной (простите за тавтологию!) точке литературного произведения нашего героя безо всякого сиюминутного политического, социального и художественного расклада вокруг писателя. В романе "Замок" сексуальный порыв землемера К. к Фриде не имеет к ней, как к личности, никакого отношения. Случайная грязная страсть как отправная точка восхождения к Замку при всей её мотивированности не просто издевательски-гротескна – Фрида теряет не только уважение, но и сочувствие читателя, поскольку автор представляет её нам в качестве объекта для первого попавшегося на пути мужчины. Романтикой в романе и не пахнет, как будто все умозрительные и чувствилищные средства автора перенаправлены в иную сферу – сферу сомнительного духовного порядка. Сомнителен Кламм. Сомнителен сам Замок, сомнительны подходы к нему при том, что он и сама Деревня – вещь в себе, орех в столь крепкой кожуре, что раскусить его не смог до сих пор ни один исследователь. Кинофильм (!), который показывает читателю Франц Кафка, прост по содержанию, но все время ощущается явное присутствие 25-го кадра, который невозможно убрать, как паутину с лица, - тягостное впечатление от неё остается и долго не дает покоя.

И в этой особенности своего творчества Франц Кафка достиг совершенства, но не благодаря своей гениальности, а всего лишь в силу абсолютной доверчивости к жизни, которая снабжает нас фактами, впечатлениями, чувственным ощущением и мыслительной проверкой их – то есть, читатель разъят на части, каждая из которых требует общей картины, и склеивание ацетатной пленки (цифровые технологии – дело иное) с кинофильмом – занятие трудное, вызывающее иной раз неприязнь и нетерпение. А с Кафкой как раз терпения не оберешься, как с женщиной со всеми её капризами и "закидонами". Женщина – сконцентрированная природа, и если не понимать её в этом смысле, невозможно её познание помимо библейского. Разумеется, внимание при сем должно быть неостановимо, так как именно дискретность мужского внимания вызывает все кризисы в этой области. Женский эгоизм – эгоизм природы, и "женская" тайна эгоизма Франца Кафки может быть раскрыта только природным феноменом вечности – её неостановимость игнорирует конечность каждого человеческого существа, именно потому и страдающего, и страждущего, и отвлекающегося на искусственные способы познания природы. Но искусства – средства человеческие и для человека, и порочный круг этого взаимодействия точно так же вызывает страдания, и неудовлетворенность, и тоску по недостижимому идеалу, которым болел Франц Кафка. Среди своих эпигонов он выглядит слишком простым, гении недоверчиво сторонятся, критики щелкают вставными челюстями постмодернизма, читатели… Так ведь и мы, читатель мой, - его читатели, и нельзя даже сказать, что мы влюблены в этого странного человека, но неожиданно он стал брэндом, почти иконой, почти близким родственником Николая Васильевича Гоголя, притчей в литературных языцех. Он раньше Михаила Булгакова доказал, что рукописи не горят, и не следовал ли он в своих завещаниях примеру Вергилия, который перед смертью требовал, что сожгли его "Энеиду", поскольку она недостойна его замысла. Нам осталась "Энеида", нам осталось наследие Франца Кафки, нам досталась тайна художника, потерявшего веру не в истину, а в возможность её постижения. Но юридический вопрос Абсолюту, или Верховному Существу, задан, может быть, в надежде, что ответ достанется хотя бы читателю.