Валерий Белоножко

Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.

Новые темы

Валерий Белоножко

Поэма «Посох»

1.

Морской прибой толпу колышет, На два страдания разъяв: В одном природой тела пышет, Края одежды приподняв;

Другое бродит, посох целя В следы высоких каблуков, И в темноте вскипает семя, Тесня пещеристый альков,

Где кровь бамбуковые створы Разъять не может на узлы И выпрямляет звонкий посох, Чтоб нежить превратилась в жизнь.

Когда рука приемлет тело, И посох строен, прям и груб, Прощаются с о оледененьем Три пары возбужденных губ,

И створки раковины томны, Враз орошенные росой, Когда меж них скользит бездомный За подаяньем, за мацой,

Дрожжей лишенной, но дрожацей, Как разгорающийся трут, И съеживается настоящее, Как перед покушеньем Брут

Клинок таит среди одежды Перед ударом наповал. Гортань таит воздушный скрежет, Сердцебиения обвал

Вот-вот заполнит время Оно Плацкартным местом на груди. Сырая прядка меха овна, Стрелец никак от тетивы

Не отличит свой позвоночник, Что изогнулся для рыка. Как тело женское беспочвенно. Как пропасть тела глубока!

И не упасть, и не подняться, И не зависнуть на прыжке, Когда — не до Ассоциаций,

Когда ты — в скачке печенег,

И стремени хрупка опора, И бьет вспотевшее седло По жаркой холке вороного,

И прижимается руно К руну -

Двуглавым Одиссеем Гомер в себе себя признал:

Но пара глаз — как у Протея: Зажмуренная — наповал.

2.

Взбивает ловкая мутовка Коктейль, где сочен рыбий жир, И извивается плутовка, Когда волшебный транспортир

Её углы обшарит ловко (какие плавные углы!), И биржевые котировки

Все вверх и вверх несут валы

Небесной манны наслажденья — Грозы, рокочущей вдали, — И продолжительно паренье, Как флейты греческий мотив На подиуме пред Еленой, Что Трою страстию сожгла..

Но бьет и бьет морская пена, До облачного крыла Достав,

Чтоб перейти на коду, Когда сквозь клекот рвется стон

Из снежных хлопьев валс-бостона — Он так прозрачно-томно тает; Что лебедю не уследить, Как весело пружина талию Раскачивает.

Выпь

Вот так же бору доверяет Свой страстный и тоскливый клик.

Одной-единственной детали

Достаточно,

Чтоб маховик

Своей работы не оставил

Детальной

И — вполупотай.

О, тело с телом совершает Не упоительный фристайл, Не злые козни Кама-сутры, И не в заплыве баттерфляй...

Так медленно ступает утро На подоконник. Нежный файл Еще из виртуальной клетки Прикосновеньем не достать,

Поскольку клавишная метка Настроена не на печать,

А на медлительную тему О каждом из забытых уз.

3.

Когда ты — вне, Близка геенна; Когда внутри — Слепой союз

Из плотской глины и гранита, Из музыки и тишины.

Вступая в реку Гераклита, . Мы заново несчастны, Мы

От жажды близ воды немеем, Поскольку губы жаждут губ,

И не открыта Прометею Тайна фаллопиевых труб И прочих... Впрочем, Мертв Асклепий, Когда не тело на кону, А миллиметры междометий Влагают в строчки тишину,

И эпителия упругость — Сопротивленья поддавки. Оказывается, узость Сродни течению руки,

Что к половодию готова, Когда весны жаровня жжет. Запретный плод внутри алькова Влагаемого гостя ждет.

Сплошные тропики... Однако

Здесь ждет кокосовый мираж. Для всех он, вроде, одинаков,

И каждый взять на абордаж Готов одну из пальм ближайших, Стреножив ствол объятьем ног...

Но прежде требуется к капищу Склониться, И волшебный рог Не виноградным соком полнить, А продолжением себя.

Так трудно океана волны Ждут зарождения дождя В себе, в своем телодвиженье — Прибой на золотом песке.

Мы все коленопреклоненны Ничком иль навзничь. На виске

Считают пульс мужские губы (все учащенней и сильней!),

И вот две страстных амплитуды

Сплетаются.

Заветный сейф

Свои распахивает дверцы, Чтоб пустота и темнота Беспрекословно не отвергли Случайнейшего святота- Тца, что пришел с дарами, А не для срыва нежных пломб.

Каждой и каждому — экзамен, И никакой апломб Не избегает испытанья На двуединство чуждых тел.

4.

Уже оставлено гам ланье, Уже костер давно сгорел, Но угли прожигают тело,

Выпрастываясь изнутри,

И свадебная омела Напрасно льет на страсти грим Свой аромат средневековый, Когда любовь была войной.

О юность, счастия подкова Тебя несет по обходной Дороге,

Где и тело телу Доверия не уделит -

Адама заставляет Ева Из яда гнать любовный спирт, Из тел соорудить реторту, И искры поменять сердцам.

Зачаточный любовный опыт, Как корабельный кабестан,

Снижает белоснежный парус До палубной деревизны.

Невинности слепая адовость Перетолковывает жизнь На свой манер перерожденья — Из семени в запретный плод.

Мы все — пред опытом растения, Но дни и ночи напролет Мы избегаем хлорофилла, Как корни сорняков лихих.

Как подстрекательна крапива Твоих движений записных! Идешь — как пишешь: Вьётся грива Волос лимонно-золотых.

Решаются на подвиг плечи — Держать вселенский небосвод, И груди Путь заменят Млечный, Когда корсет моих ладо-

Ней их к губам несет погрудно, И в алых венчиках соски Впотай вцеловывают губы, И поднимаются ростки Из каждой клетки возбужденной Отсутствием небытия.

Твои ладони — как погоны Фельдмаршала, И грежу я

Не подступающей победой, А обмороком наяву,

И посох прячется в альбедо Двойных незащищенных губ.

5.

Удав себя на посох нижет: Любой микрон — в себя толчок. Так посох Эйфеля Парижем Накалывается на зрачок,

И ты — над Вечностью коронка,, И время скручиваешь в жгут, И бредит полость для ребенка Всемирной славой Чингиз-Будд,

И жАворонка-жаворОнка Невидимый вершится труд

На ниве, пахотной сохою С упрямым кончиком стальным. Старатель, пахарь, трудник, воин В минуты эти — чистый мим, Не поддающийся фиксажу Ни фотографий, ни картин.

Он — невесомая поклажа На женском теле И сравним

С доисторическим животным, Приматом ставшим невзначай.

Ты смежила ресницы, чтобы

Веков от эр не отличать, Не конструировать испуга, Античной маской притворясь.

Ты — земношарная округлость И, магму выплеснуть боясь, Вулкан внутри себя лелеешь, И кратер с лавою глубок, И мне не вырваться из кельи, Где в темя долбит голубок.

6.

Голубчик, голубь, голубенчик, Безвинный с веной голубой, Венца творенья круглый венчик, Средневековый стеновой. Гуляка праздный, строгий ктитор, Царь-Пушка у кремлевских стен -

У каждого мужчины скипетр Хмельницого между колен Украйны, краинной границы: Не страж, а настороже.

Рассказывают небылицы Про кровь на нестальном ноже, Про то, как хмель над телом реет, Придавливая не к земле,

А к легендарной Лорелее, А к ведьме, Но не на метле,

А на шесте ночного клуба В софитах и прожекторах, И ягодная упругость, И этот дьявольский поран, Скрываемый не слишком рьяно, Во всяком случае, в стихах -

Раздвоенная монограмма На пушкинских черновиках, Запретный плод — пушистый персик (сок брызнет, коли укусить),

Две параллельные процессии, А между ними — шелка нить;

Преграда, миновать которую — Как лунный свет поймать рукой. Сопротивление бонтонно И томно.

’Гак песок морской

В себя улечься позволяет, Прибой для помощи призвав. Сандал и хну, кармин и камедь, Как сновидение, впитать Умеют, подмигнув друг другу, Па пару солнце и луна,

И наслаждением округа, Застыв,

Полныим-полна,

Как сказка — продолженьем сказки, Как пульс, обнявший пульс мужской,

И тает снежная Аляска, Когда тебя Иван Крамской Выводит на моей сетчатке — Штрихов любимые черты.

Как часты пульса опечатки, Как часто пОрты и портЫ Мой парусник не принимают, Хоть лоцман опытен и смел.

Израиль потеряв, блуждает По водной глади Моисей, Все румбы перещупав нежно, Все градусы пересчитав.

Растет кромешная промежность, И колоннадный архитрав Какой-то неудачник Фидий Рассек и высек на пари,

И сосланный в любовь Овидий — Без состязанья на Гран-При — Теснит в строке, как волны-губы

Теснит к губам слепая страсть*

Гак к доллару стремится рубль Пред тем, как на колени пасть Пред золотым Тельцом, пред Овном Госзнаковскою главой.

Опять -все та же паранойя, Объемлющая шар земной На всякий случай... Крайний случай Грехопадения в Эдем.

Напрасно алгебру не учат — В ней существует многочлен, И этот невеликий нонсенс Достоин всяческих наук.

Так рельсы проверяет поезд На амплитуду и на звук, И бесконечное движенье На тренажерном на пути -

Пристанционные сирени Прожектором не осветить, И не сорвать единой ветки — Так руки заняты тобой.

О, где сердечные таблетки, Что валидольной чередой Ты поцелуям отпускаешь По самой бешеной цене.

Падение ничком и навзничь И счастья прошлогодний снег

7.

Не тает, даже с половодьем Спешащий к северным морям. Жизнь, бедная старуха-сводня, За негой лезет не в карман,

А в перекрестье нежных линий, Сомкнувшихся не на пари,

И ты подламываешь крылья — Одежд драпри Распахивает глазу сцену Пустую, как небытиё, И приступает Авиценна, Ища в пещере мумиё

К манипуляциям лебяжьим, И век свободы не видать!..

Эдемский дождь, Растущий посох И-

Казни благодать.

24-26.03.2008

Карпинск — Краснотурьинск

Дневник о Франце Кафке

Исследование текстов

Валерий Белоножко

Поэма «Посох»