Макс Брод: поцелуй Иуды

Часть 4

Итак, страховой клерк Франц Кафка и почтовый клерк Макс Брод дружили на литературной "почве", борясь в первую очередь за свободное время для литературной работы. По существу общались будущий гений и со-стоявшийся дилетант с пробивной способностью для публикации своих тек-стов. В этом - самая большая для меня загадка: отчего наш герой, преиспол-ненный внутренним чувством стиля и мышления общался с посредственно-стью, которая, к тому взяла над ним "шефство". Макс Брод умудрился в од-ной из своих журналистских публикаций включить в список перспективных пражских литераторов Франца Кафку, не опубликовавшего еще ни строчки. С одной стороны это могло польстить начинающему автору, с другой… шо-ры дружбы не могли помешать Францу разглядеть литературную пустоту Макса. А они не могли не говорить об уже публиковавшихся текстах Брода. Мало того, они задумали совместный роман "Рихард и Самуэль", первая гла-ва которого была опубликована Вилли Хаасом в "Гердеровском журнале" в 1912 году и имеется в составе четвертого тома Фишеровского семитомника. Насколько можно судить по воспоминаниям Брода, он буквально заставлял друга принять участие в этой работе. Могу себе представить, как сие было мучительно для Франца - их стили не соприкасались ни в одной точке. Жаль, что этот текст еще не появился на русском языке.

Только поверхностность Макса Брода могла поддерживать дружбу с углубленным в себя Кафкой. Некий заряд энергии, правда, он мог получать от друга. Но - не больше. В литературном плане Франц мог только отталки-ваться от Макса - подражание могло лишь погубить его как писателя. Какой там "Рихард и Самуэль" - уже буквально на кончике пера новелла "Приго-вор"! И, тем не менее, готовя к публикации свою первую книгу "Созерца-ния", он консультируется с Максом по поводу её состава. Что шептала ему его гордость, как выдерживал он взгляд сквозь очки друга, который был све-дущ лишь в формальных возможностях публикаций!

В связи с этим мы вынуждены говорить об общем уровне немецкоя-зычной литературы начала ХХ века, когда тексты Франца Кафки вполне могли затеряться, поскольку экспрессионизм вступил в схватку с находящей-ся на последнем издыхании классикой. У Кафки был темперамент 19 и даже 18 века, и стремительность века двадцатого никак не способствовала его ли-тературному выживанию. То, что книги нашего героя ХХ век все-таки вос-принял и даже сделал их культовыми, я считаю просто исторической случай-ностью, но и диалектической закономерностью: на одной чаше весов скопи-лось столько мякины, что они просто рухнули бы, если не принять на другую чашу грозной урановой массы текстов Кафки.

Назад | В начало | Читать дальше