Макс Брод: поцелуй Иуды

Часть 2

Маленького роста пражский еврей Макс Брод, литератор и музыковед, несомненно, страдал (как раз не страдал) комплексом Наполеона и обладал неистребимой энергией и пробивными способностями. Рядом Брод и Кафка были как пат и Паташон, Карцев и Ильчеко, Санчо Панса и Дон Кихот. По-добные архетипы говорят сами за себя, пусть и не всегда во весь голос. Во всяком случае, придется постоянно видеть на горизонте эти две несоразмер-ные фигуры при прочтении данного текста. За долгую жизнь я убедился в том, что случайностей не бывает.

В "Биографии" Макс Брод описывает знакомство с Кафкой несколько неуверенно - то ли начало зимы в 1902 года, то ли её конец уже в 1903 году. И это - при том, что он вел дневник. То есть: или он счел это знакомство "шапочным" или вообще ошибается. Даже первое письмо к нему Кафки он датирует 1903/1904 г.г. Да, конечно, они вполне могли встречаться в студен-ческом клубе, но что Франц - при своем росте и стройности - был незаметен, слишком сомнительно. К тому Макс отмечает его постоянно элегантную одежду, тогда как Кафка сам говорил о ненависти к новой одежде, да и дру-зья отмечали, что один и тот же костюм он носил по десять лет. Далее Макс сообщает, что Кафка настолько оказался недоволен его докладом "Шопен-гауэр и Ницше", что явился к Броду домой и затеял дискуссию. Это - прямо-таки фантастическая история: Кафка, застенчивый, как все, родившиеся под знаком Рака, вдруг решается на подобный поступок! Да и как бы он это сде-лал? Специально разузнал домашний адрес горе-докладчика или преследовал его от клуба до дома? Невероятно! Но в любом случае это знакомство долж-но было оставить след в дневнике Брода, а вот этого как раз и не произошло. С годами события выстраиваются не в историческом, а в прихотливом по-рядке, который трудно уложить на прокрустово ложе истории.

Я упомянул всего лишь крохотный эпизод, но и вся "Биография Фран-ца Кафки", написанная Бродом, грешит - безалаберностью, случайностью компиляций, неопределенностями, краткостью на манер азбуки Морзе и пря-мо-таки бесчувственностью - слова уже не говорю о стиле повествования - в огороде бузина, а в Киеве дядька. То-то удивился бы Кафка, восстань из гро-ба и прочитав собственную биографию! Мог бы даже и заявить: "Да, зря я так много писем написал названному другу - тот даже ими на смог или не пожелал воспользоваться! Что касается прозы самого Макса Брода, то она тоже - не подарок читателю. Такое впечатление, что иной раз он строчит обеими руками, причем правая рука не знает, что пишет левая. Посредствен-ность - вот что я могу сказать о Броде-литераторе.

Но в связи с этим возникает новая проблема - Франц Кафка не мог не понимать качества текстов друга. Тем не менее в дневниках его мы не най-дем обсуждения не только творчества Брода, но и остальных его друзей-приятелей. Бог мне свидетель, как я не хочу касаться этой темы, но придется. Я прямо-таки уверен, что Брод "причесал" дневники своего друга, практиче-ски не оставив упоминаний о себе. Или нам придется предположить, что не такая уж это была и дружба, и переписка их - свидетельство просто челове-ческих отношений, в той же мере, предумышленных, как, например, пере-писка с Фелицией Бауэр и другими женскими персонажами трагедии Франца Кафки. О том, что у него рыльце в пушку, Макс Брод свидетельствует сам, когда пишет, что правильнее всего было просто издать все черновики Кафки - преступник возвращается на место своего преступления.

Понимаю, что пуристы возмутятся и с пьедестала, составленного из текстов Кафки, на котором красуется Макс Брод, станут хулить мои печаль-ные предположения. Но не забудем, читатель, что в этом литературном эпи-зоде Санчо Панса рассказывает о Дон Кихоте. К сожалению, Сервантеса здесь мы не обнаружим. А новый Санчо Панса, сопроводив Дон Кихота в мо-гилу, тут же принялся издавать его сложенные в письменный стол произве-дения, а также охотиться за теми, которые были в других руках.

Назад | В начало | Читать дальше