Франц Кафка

Письмо отцу

(перевод В.Белоножко)

Попытка комментария

 

Закончив перевод ПИСЬМА ОТЦУ Франца Кафки, я ощутил не только его незавершенность, но и некоторую растерянность автора, словно ему было ЧТО сказать, но читатель попался слишком уж неподходящий: пока речь шла о личностных отношениях, сюжет письма развивался достаточно плавно, но затем забуксовал и на последних двух страницах произошло самоповторение. Кафка попытался "снизойти" к отцу-оппоненту, чуть-чуть поддаться, чтобы затем одним броском уложить побежденного в прокрустово ложе своего текста. Но здесь разговор с отцом перешел в спор с самим собой, так сказать, с выдуманным противником. Примиренческая нота последней фразы, собственно, - просьба о нейтралитете, и обращена эта просьба не только к отцу, но и к самому себе.

Конец 1919 года. Связь с Юлией Вохрыцек. Связь случайная (а что еще было в жизни Кафки, кроме случайностей? Разве что – литература.), ни к чему не обязывающая, полуигровая, почти необременительная. И то, что она (да еще на заднем плане – Фелиция Бауэр)  стала поводом для написания ПИСЬМА, нисколько не удивительно: коллизия с очередной невестой – та соломинка, которая почти переломила хребет нашему литературному верблюду. И это – при том, что Кафке как раз не хватало страстей, которые он выплескивал в письма к своим пассиям; слишком уж неподходящим был адресат в интеллектуальном отношении, а у Кафки еще свежа память о том, как он "выкладывался" в посланиях к Фелиции Бауэр (играя, в сущности, в одни ворота). ПИСЬМО ОТЦУ заменило Кафке и дневниковые покаяния и эпистолярную (с женщинами) эквилибристику. У этого письма было несколько задач – попытка свалить сексуальную вину на своего родителя. Сын, правда, "спинным мозгом" понимал, вернее. Чуть-чуть угадывал, что жалоба должна быть обращена к Прародителю, речь должна идти о первородном грехе, и Кафка отмечал это в дневнике еще 1918 года, когда штудировал Первую Книгу Моисееву. История грехопадения и изгнания из рая Адама и Евы были восприняты Кафкой  практически личностно и даже с некоторой покорностью, так как во время свидания его с Фелицией в Мариенбаде было принято решение – они поженятся после окончания войны. Но и сие – тоже от лукавого:  это решение – почти русское АВОСЬ…

Вернемся, однако, к Первой Книге Моисеевой. И она в дневнике – от лукавого, и в ПИСЬМЕ ОТЦУ переложение груз вины в недостаточном иудаизме сына на родителя – тоже. Кстати, в этом нет ничего необычного; у нас лишь два варианта оправдания – обвинять или небеса или ближнего. Франц Кафка умудрился совместить  два в одном, приписав вину письменно отцу, подтекстом – Господу. Недаром и отца-то в ПИСЬМЕ он выставил Владыкой Мира.

Если присмотреться к ПИСЬМУ бесстрастно, можно обнаружить в нем, по правде сказать, нехитрую коллизию: и начинается оно с неодобрения отцом решения о женитьбе Франца на Юлии Вохрыцек, и в середине обсуждается та же кандидатура, а в самом конце – ключевая фраза: "Когда ты недавно пожелал жениться…".

Может быть, попробовать поискать в ПИСЬМЕ упоминания о ДУХОВНОМ? Да, оно присутствует здесь – следует непосредственно за ФИЗИЧСКМ, но не более как даже непроходная пешка. Физическим, сексуальным ничто пропитан весь текст ПИСЬМА. Почти вселенская тоска по сексу. Асексуальный плач, в котором всхлипы маскируют термины, литература – личную сексуальную трагедию. То, что в переводе Е.А.Кацевой отсутствует знаменательный термин ПОЛОВОЙ, все-таки сглаживает  авторские страдания по этому поводу и не дает читателю более зримого представления этих страданий, в которых, естественно, нет ничего возвышенного, но которые могут быть прикрыты фигово-литературным листком.

Как всегда, моя претензия к Максу Броду – ПИСЬМО создавалось практически на его глазах, но он умалчивает об этом обстоятельстве, сообщив лишь, что мать не передала это ПИСЬМО сына своему мужу. И здесь тоже – своя загадка: Франц не мог сомневаться в том, что мать прочтет этот его огромный вопль, в связи с чем он вынужден был учитывать её промежуточную оценку и микшировать двусмысленную ситуацию. В ПИСЬМЕ Франц упомянул об эпизоде, когда мать вышла под надуманным предлогом из комнаты, когда сын и отец коснулись темы телесного низа. Францу 36 лет, а он напоминает о том, как 20 лет назад та же тема прозвучала во время  прогулки сына с родителями по Йозефплац. Все, все помнить Франц Кафка, все, все ставит укором гласно отцу и негласно – матери.

Ранимость ранимостью, но написать столь выдающееся произведение, кА ПИСЬМО ОТЦУ, пришло на ум Кафке, как мне кажется,  в русле другой его работы – в нем зрел замысел нового романа. Прямых улик у меня нет, косвенных – тоже, но интуиция и опыт общения с текстами нашего автора подсказывает такую возможность. Отыграв в ПИСЬМЕ сюжет собственной жизни и не получив никакого отклика, Кафка не может успокоиться - коллизия так и не разрешена, одна еще попытка брака канула в Лету, и Милена Есенска-Поллак, в сущности, дает ему брачную отставку. Тема не просто не закрыта, она наливается все новой живой кровью и нервным напряжением.

Франц Кафка захлопывает над собой крышку люка и спускается в трюм последнего одиночества. Мысленно он строит новый КОВЧЕГ. Естественно, сугубо-индивидуальный. Имя этому Ковчегу – "Замок".

Кафка долго запрягал, но быстро ехал – роман писался менее полутора лет. И ежели отбросить многочисленные "инсинуации" по поводу его подоплеки, можно предположить еще одну, на этот раз – сексуальную. Подспудно к этой мысли меня подталкивают и рисунки Кафки, которыми он иной раз баловался". В них нет ничего скабрезного, они карикатурны, но определенно принадлежат половой сфере. Может быть, именно рисунки-то и являются  главным свидетелем его сексуальной уязвимости. Мысленно я проиллюстрировал ими текст романа, и это дало большую пищу моей фантазии, чем иллюстрации в имеющемся у меня немецком подарочном издании "Замка". сразу фактурнее предстали фигуры помощников и посыльных в облегающих куртках и штанах, и похожая на публичный дом господская гостиница, и даже ПИСЬМО Кламма "землемеру" К. с одобрением его деятельности, хотя  таковая заключалась всего-навсего в соблазнении тем буфетчицы господской гостиницы Фриды.  Нужно очень внимательно вчитываться в текст Кафки, чтобы уловить, к примеру, не только сексуальную подоплеку, но и интерпретацию чувства самого автора: "…достаточно было этого довольно неаппетитного помощника, этого куска мяса, который порой казался безжизненным". Даже эпизод пребывания К. внутри кареты Кламма напомнил мне рассказ Гоголя "Коляска", пусть и с обратным знаком. Вообще "Замок" – самое гоголевское произведение Франца Кафки, и, если уж на то пошло, их сексуальные судьбы очень близки, как и практически голодная смерть. Два писателя – русский и немецкий – были обременены личными обстоятельствами,  и каждый – своим гением. Слияние того и другого у каждого из них обогатило мировую литературу характерами у Гоголя и одним-единственным характером Кафки. И тот и другой – трагичны, но прятали трагедию под скоморошьими нарядами и бутафорским обмундированием. Замок рядом с хутором близ Диканьки вполне вписывается в синтетическую картину простой до загадочности жизни. Читатель сам не осмеливается приступить к этой загадке, заранее зная о крахе такой попытки, но как благодарен он писателю, который  из детского неведения и упрямства сотворяющего Вавилонскую Башню литературы двунадесятыми языками.

Валерий Белоножко

Назад | В начало