Письма Франца Кафки Оскару Поллаку

Оскару Поллаку      вечер, 10 (10.1.04)

Я отложил Марка Аврелияю. С трудом я его отложил. Думаю, что теперь я не смог бы без него жить, потому что ,уже прочитав 2–3 сентенции Марка Аврелия, делаешься решительнее и строже, хотя вся эта книга рассказывает только об одном – как можно при помощи умного слова и сурового молота и широкого кругозора превратиться во властного, твердого и справедливого человека. Но следует быть скептичным по отношению к человеку, если все время слышишь, как он обращается в тебе: «Будь спокойным, будь все-таки равнодушным, страсти оставь ветру, тем не менее будь стойким, будь хорошим императором!» хорошо, коли самого себя можешь осыпать словами, но еще лучше, если себя словами можешь приукрасить и драпировать, пока не станешь человеком, который желателен сердцу.

Ты несправедливо упрекаешь себя в своем последнем письме. Мне хорошо, когда кто-нибудь подает мне холодную руку, но если он навязывается, мне это уже мучительно и непонятнол. Ты полагаешь, что это случается очень редко? Нет-нет, это не так. Ты знаешь, какова особенность молодых людей? Они ничто, но они умеют ничем этого не обнаружить, они умеют ни разу выдать своими глазами, что в них присутствует эта особенность. Все эти люди – братья того человека, который расхаживает по городу, ничего не понимает , выведывает неблагоразумные слова, не умеет танцевать, не умеет смеяться, а все время крепко держит обеими руками закрытую коробку. Только спросит его сочувствующий: «Что вы так осторожно несете в коробке?», тогда человек неуверенно покачает головой и скажет: «Правда, в себе я не разбираюсь, это верно, правда, я не могу даже выведать неблагоразумного слова, я также не умею танцевать, даже смеяться я не умею, но что в этой примечательной закрытой коробке, этого я не могу сказать, нет-нет, этого я не скажу». Как естественно, после подобных ответов, разойтись со всеми сочувствующими, но все же во многих из них оставить достаточно любопытства, известного напряженного внимания, которые все время спрашивают: «Что же в закрытой коробке?», и они захотят добраться до коробки и вернутся к человеку, но тот ничего не выдаст. Ну, любопытство, такое любопытство не устарело и напряженное внимание не ослабло, никто, не выдержав, не засмеется в конце концов по поводу того, что эту невзрачную закрытую коробку оберегают с вековечно двусмысленной робостью. И потом, ведь предположи мы в бедном человеке до некоторой степени порядочное чувство вкуса, возможно, он сам в конце концов засмеется, пусть несколько неловко. – то, что теперь пришло на смену любопытству, является безразличным, отчужденным сочувствием, которое гораздо хуже равнодушия и чуждости. Сочувствующие, в количестве меньшем, чем ранее, теперь спрашивают: «Что же так осторожно несете вы в коробке? По-видимому, нечто сокровенное, хе-хе, или судебный приговор, нет? Ну, только приоткройте, мы оба воспользуемся, впрочем, хотя бы и не открывайте, мы и без того считаем это Вашим. Так как внезапно написалось несколько резко, человек испуганно огляделся, это он сам и был. После его смерти в коробке нашли два молочных зуба.

Франц

Назад В начало | Читать дальше