Некоторые замечания по поводу переписки Франца Кафки вообще и этих писем - в частности (3)

15. Поскольку я уже знаю, что через 6 лет в Вену вновь полетят многочисленные письма (на этот раз – к Миелине Есенска-Поллак. И в них тоже будет упоминаться Грильпарцер (пусть речь идет о памятнике, а не о его комнате в ратуше) и его «Бедный музыкант», да еще будет осуществлена встреча нашего героя с Миленой в Гмюнде, нельзя отделаться от мысли, что – в отличие от своих романов – Франц Кафка стремился осуществлять кое-что из задуманного. Но главное здесь даже не в этом – приходится признать, что при всем семантическом многообразии самих текстов Кафки схематически они довольно однообразны, что, безусловно, обнаруживает его стиль не только как литератора, но и как человек.

Правда, переписка его с Гретой Блох была затруднена скромностью тематики и опорных пунктов их отношений, так что нет никаких оснований пока (а мы только приближаемся к середине мая 1914 года) интимных отношений между ними не было; вряд ли (просто невероятно!) с места в карьер сразу с поезда Грета в гостинице бросилась в объятия не знакомого её человека. Читатель должен меня простить за то, что я, исследуя возможности предполагаемых отношений нашего героя с Гретой Блох, отступаю то в стилистические, то метафизические, то психологические дали. Если его сексуальные «игры» не были взрослыми, если даже сам быт был, по существу, организован окружающими, если он постоянно со своей эгоистической наивностью наперевес шел в атаку (пусть гипотетически!) на современный ему литературный процесс, то, быть может, и сами его тексты стоит расценивать по гамбургскому счету не литературы, а «Игры в бисер»… Его – отдельно от всех стоящая – личность, совершенно случайно ставшая известной интеллектуальному миру в неверном свете искусственного, холодного и безразличного освещения потеряла человеческие черты, полутона и оттенки. Это не приписанное ни к какому порту суденышко так и не прибилось ни к одному из них. Агасфер наконец-то явил себя хотя бы литературному миру, но и здесь был не узнан и понял напраслину своего здесь присутствия. Сначала я хотел даже умолчать его мифическое прозвище – Вечный Жид, но вдруг вспомнил, что нынешние апокрифы когда-то существовали наравне с признанными церковью, и кто знает, куда повернула бы мировая цивилизация, имея другой состав Библии. Наш Агасфер не развернул знамени ни на одной из баррикад, что вполне закономерно, но и подобрать его знамя не осмелился никто из его по-читателей, и не знаешь, кто кого должен обвинить в ограниченности: Агасфер ли – человечество, человечество ли – Агасфера…

Я понимаю, сколь много мешает мне отсутствие дипломатичности, сколь мало я обучился ей у Франца Кафки и насколько не систематизирован мой подход, но за Протеем и его проявлениями не угнаться, даже если «Die Verwandlung» я переведу не как «Превращение», а как «Метаморфоза».

Совсем недавно, только в 2008 году экономическая наука внезапно вспомнила многократно охаянного Маркса, но для этого потребовался кризис мировой экономики. Кризис гуманизма тоже налицо – не пора ли призвать на помощь доктора Франца Кафку?

16. Майские письма Франца Грете выявили еще одну черту характера нашего героя: занудство. Сторогнниу наблюдателю разворачивающихся (или пытающихся развернуться) событий кажутся скучными, да таковыми и являются. Но у писателя-корреспондента слишком мал материал, который он может пустить в ход для обольщения, он напрягает всю свою фантазию и иной раз даже в ней преуспевает. Я имею в виду письмо, посвященное воспоминанию о меховом боа Греты при их первой встрече в Праге. Следует признать это письмо маленьким литературным и психологическим шедевром. На радость Бриджит Бордо он укоряет Грету в использовании меха убитого животного. Причем тон письма дерзок, нравоучителен и даже несколько панибратский. Думаю, что читатель, как и девушка-адресат, должен читать это письмо с недоумением до тех пор, пока у него хватит терпения, зато последует вознаграждение концовкой, когда молодой человек угрожает сорвать с девушки все 500 меховых оболочек, будь они на ней, да можно быть уверенным, что на этом он не остановится. Таково литературное проявление страсти Франца Кафки.

17. Франц Кафка ведет эпистолярно – психологическую обработку Греты Блох, постоянно подчеркивая её одиночество в Вене и даже направляя течение её обывательской жизни. Он пытается заинтересовать её книгами, но, судя, по количеству повторений одного и того же, Грета не слишком-то откликается на попытки его развить её интеллектуально. В связи с этим я задаю себе вопрос: отчего Франц Кафка целенаправленно не искал себе образованную и интеллектуально-развитую девушку? Да, он вращался в обществе, собиравшемся в салоне фрау Фанта, но и там не нашел для себя ничего интересного. Он переписывался порядочно с Лизой Велч, сестрой Феликса Велча, своего друга, но и это общение (письменное!) не имело последствий. Он адресовал письма своим избранницам практически с той же целью, с какой он опускал их в прорезь почтового ящика – то есть, одна инстанция (государственная) пересылала их другой инстанции (обывательской) чтобы, в конце концов, впасть в лоно вечности. Все это ужасно странно и непоследовательно. Вдруг в России встает фигура его современника Велемира Хлебникова, производящего тексты, но не заботящегося о них. И находились они по разные стороны от неё). Впечатление такое, что оба они (и не они одни!) понимали, что источник, из которого они черпали свои тексты, неиссякаем. Впечатление – впечатлением, а вот свидетельств такового не наблюдается. Теоретизирование Кафке было чуждо. Да, он в дневниках иной раз выносит суждение или замечание по поводу произведения того или иного автора, но только рядом с фигурой Гёте он впадает в теоретический раж, впрочем, быстро сходящий на нет.

И это очень странно. Впрочем, не слишком странно. Рядом с ним Макс Брод пробавлялся литературной и музыкальной журналистикой, являя собой пример подёнщика, капающегося на литературном развале, эгоизм Франца Кафки понять этого не мог. Эгоизму Франца Кафки требовалось свободное пространство для собственного проявления. Правда, приводя все эти заключения и предположения, я обязан задать главный вопрос: РУКОВОДСТВОВАЛСЯ ЛИ ОН ЧЕМ-ТО ВЕЛИКИМ ДЛЯ СОЗДАНИЯ ЕДИНСТВЕННОГО ВЕЛИКОГО ТВОРЕНИЯ? Я БЫ ОТВЕТИЛ НА ЭТО: нет, НО АФОРИЗМЫ ФРАНЦА КАФКИ убеждают меня в том, что течение его мысли шло именно в этом направлении.

Я назвал бы это ТЕОРИЕЙ ЛИТЕРАТУРНО-ФИЛОСОФСКОГО ВСЕГО. Эта теория пульсировала в мозгу и некоторых произведениях Кафки. Она не могла произойти извне, поскольку принадлежала всем и никому, то есть, Богу. А вот человеку она не под силу, хотя Бог бросает зерна её в самую талантливую почву. По сути, это – тоже искушение: обещание поделить своей Божественностью.

Да что это я такое пишу? Франц Кафка разменивает огромную часть своей жизни на переписку с совершенно неподходящими адресатами и прекрасно отдает себе в этом отчет. Но у Врат Закона только что и остается, что – беседа с привратником или спутником, а выбор спутника – о-го-го какое нелегкое дело! Жизнь Франца Кафки многослойна, причем слои эти соединены артериями познания и чувства, внешних обстоятельств и душевных коллизий. Исследователь – в растерянности, поскольку не способен вычертить схему на основании лишь нескольких фрагментов, меняющих свои характеристики, как это происходило в «Солярисе» Станислава Лема. Самое время опустить руки и приказать компьютеру выключиться. Опять же – в загашнике найдется коньяк… Ах, да, я забыл – Франц Кафка не употреблял алкоголя. А вот тексты его пьянили, чтобы одарить нас, читатель, похмельем.

18. В наблюдательности Францу Кафке не откажешь, вернее – в выводах, которые он делает из своей наблюдательности. В частности, он с глубоко спрятанной обидой пишет Грете о том, что Ф. пишет ему письма на бланках своей фирмы, то есть, скорее – всего на работе, то есть, опять-таки ставит отношение к Францу в ряд избранных ею обстоятельств. Собственно говоря, в наблюдательности Кафки нет ничего особенного: чаще всего мы замечаем в других (в первую очередь) грехи собственные. Но уже очень скоро он сам пишет Грете письмо на фирменном бланке (на своей работе), а ведь в его распоряжении – фирменные бланки отцовской оптовой торговли. Не думаю, что Грета не обратила на это внимания – он и без того не баловал её нежностями. Бедная девушка! Осведомленный о её нисколько не счастливой судьбе молодой человек впутывает её в свои отношения с Фелицией абсолютно бесчувственно и расчетливо. Куда подевалась его деликатность, о которой талдычат все о нем воспоминания!? … Нет, ч не омываю руки. Но я развожу руки в растерянности.

19. Показателен упрек Кафки Грете 26.6.14 за малозначительность двух её последних писем, хотя его письма как раз и стали соответствовать этой характеристике. Он и сам в этом признается, собственно, но, как и все эгоисты, считает это своим правом и требует от других того, на что сам не способен. Даже о встрече ч Гретой, которая так давно подготавливалась и служила темой многих предыдущих писем, на этот раз он пишет вскользь и небрежно. Скукой веет от последних его писем, и не знаю даже, как выдерживает эту скуку адресат (ка).

20. Франц Кафка снял копию только с одного письма Греты. Во всяком случае, она – единственная в нашем распоряжении. Её ответ на письмо Франца от 1.7.14 – достойный. Можно сказать, что она – равный ему противник по любовным играм. Но – никакой конкретики. Даже ей стыд перед Ф. – всего лишь из-за переписки с Францем. Хотя… она практически поддерживает Франца в его сомнениях, подсказывая ему термин АСБСОЛЮТНО, БЕЗУСЛОВНО. Да, в этом любовном треугольнике она надеется урвать свой шанс. Впрочем, как и все женщины Кафки, она не взяла в толк главного – Франц Кафка НЕ ЖЕНИТСЯ НИКОГДА! Их переписка интенсивна (Грета даже говорит о пунктуальности), но для Кафки это – писательская привычка. Жизненная борьба его сводится к плацдарму письменного стола и даже – бумажного листа, и его адресатки никак не могут понять этого – в них говорит ЖЕНСЕКОЕ, на что наш герой всегда и рассчитывал.

Да, он очень расчетлив, наш «Наполеон» от литературы. Правда, сражения его всегда арьегардны, поскольку он действует, как кочевники – НАПАСТЬ, ОТСТУПИТЬ И ЗАМАНИТЬ! По-видимому, лишь влюбленность мешала Грете разглядеть в нем потенциального холостяка. Правда, знай девушка и о дядюшках Кафки (холостяках) и о его частом обсуждении сего феномена, она перестала бы играть в столь опасные игры.

Она – уже в Берлине, и – не без влияния Кафки. Ему удобнее иметь в одном городе двух девушек, чтобы, приехав к одной, повидаться и со второй. Он все продумал. Он – прирожденный интриган, причем – интриган, извлекающий только письменную выгоду. Ему нет никакого дела до чувств девушек. Он не думает о кратком периоде их цветения. Ему нет никакого дела до их социального статуса, включающего непременное замужество и продолжение рода.

Правда, взвалив на себя обузу придуманного чувства, Франц Кафка страдает и сам, причем страдает не по-игрушечному, а вполне реально. Это – литературное чувство, но оно не становится менее болезненным, напротив – болезнь намеренно усугубляется. Я иной раз думаю, отчего Франц Кафка, по примеру своих собратьев, не занялся выдумкой ТОЛЬКО ЛИТЕРАТУРНОЙ, оставив реальных женщин в их самостоятельном поиске… Ответ только один: КАФКА – РЕАЛИСТ! Вот этой его черты не замечают не только читатели, но и многие литераторы, казалось бы, прошедшие гоп-стоп на библиотечных улицах. Франц Кафка смотрит в то же самое зеркало литературы, что и прочие писатели, но – под углом, который не определит даже геометр.

21. Хитросплетения этой переписки подходят к концу. Франц Кафка продолжает игру на два фронта, не понимая главного: Фелиция и Грета – обыкновенные еврейские девушки, возраст которых требует замужества, – вот они и занимаются письменной «тягомотиной», приносящей им 1% надежды и 99%головоломки. Правда, обе были в определенной степени феминистками и самостоятельными личностями, умеющими заработать себе на хлеб (высшая похвала отце Франца!), но слишком далекими от литературно-чувственной интриги. Тексты писем Франца, которые им приходится разгадывать, как кроссворды, несмотря на их «прозрачную непрозрачность», просто отнимают у девушек время жизни В ДАЛЕКО УЖЕ НЕ ЦВЕТУЩЕМ ВОЗРАСТЕ. С ЭТОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ОНИ ОБЕ МОГЛИ ПРЕДЪЯВИТЬ ПОТЕНЦИАЛЬНОМУ ЖЕНИХУ ПРЕТЕНЗИИ, и они даже предъявляли их, но это был глас вопиющего в пустыне эгоизма Кафки. А ведь речь шла всего лишь о помолвке – до свадьбы было еще бесконечно далеко. Это была игра в одни ворота. И у девушек не существовало шансов на выигрыш. Я пытаюсь вспомнить еще эпистолярий подобного рода и лишний раз убеждаюсь в том, что Господь старается заполнить все клеточки во всечеловеческом кроссворде. Не особо обращая внимание на мораль и её торжество. Работа над текстами Франца Кафки часто – работа с отрицательными величинами, которые правомерны в математике и даже доставляют математикам радость, но в ситуации Кафки его литературоцетричность была разрушительна для общающихся с ним.

ЭТО – ВИРТУАЛЬНОЕ ИМЕЮ ПРАВО! РОДИОНА РАСКООЛЬНИКОВА,, ЭТО – ВЗАЙМЫ С ОТДАЧЕЙ В СОВЕРШЕННО ДРУГОМ МЕСТЕ, ЭТО – ПРЕСТУПЛЕНИЕ ОДНОГО С НАКАЗАНИЕМ ДРУГОГО, ЭТО – ЗАЗОР МЕЖДУ НАМЕРЕНИЕМ И ДЕЯНИЕМ, ЭТО – ПОГРАНИЧЬЕ АДА И РАЯ, ЭТО – ЧЕЛОВЕК В ПИСЬМЕННОЙ ОДЕЖКЕ, КОТОРАЯ НИКОМУ НИ ПО РАЗМЕРУ, НИ ПО ФАСОНУ, но, так или иначе, почти все мы её примеряем. Это касается не должности человека (человеческой должности), а нашего хобби – чистки луковицы.

В связи с этим нельзя не вспомнить кафковское ПИСАНИЕ – СВОЕГО РОДА МОЛИТВА. В просто обязан предъявить ему вдогонку упрек в арелигиозности, которая страшнее любого атеизма. Пусть даже религия – опиум народа, все-таки это лучше самого опиума и прочих наркотиков. Мне самому странно, что Франц Кафка выводит меня к Богу, даже не имея такового намерения. 1914 год – до смерти еще десять долгих лет, и самоубийство уже сидело рядом с ним на подоконнике, но нашему герою и это сошло с рук – из-под его руки выпорхнула новелла «Приговор», за ней – «Превращение» и, наконец. – «В исправительной колонии». Последней новеллой Франц Кафка подписал себе приговор ПРОЩЕНИЯ В МУКАХ. Вот это и отдает пророчеством, и это же свидетельствует, что не попавшее в эпистолярий нашло свое место в литературных текстах. От частного – к общему, но и это общее закамуфлировано под человека. Новеллы эти можно бы назвать УГРЫЗЕНИЯМИ СОВЕСТИ, хотя Франц Кафка объединил их в цикл КАРЫ.

Читатель! Ты видишь, что я блуждаю в потемках собственного понимания Кафки, так как иного и не существует. Жаль только, что логика ушла на прогулку под руку с фантазией, и мне ничего не остается, кроме как провидеть их следы по дороге на Голгофу, где уже нет крестов, но не прекращаются страдания.

Назад | В начало | Читать дальше