ФРАНЦ КАФКА - НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ ВАЛЕРИЯ БЕЛОНОЖКО

Искушение в деревне

По совершенно непонятной мне причине Евгения Александровна Кацева исключила из всех изданий перевода его дневников небольшой отрывок ИСКУШЕНИЕ В ДЕРЕВНЕ, так что на русском языке он еще не публиковался. (Правда, упоминание об этом отрывке присутствует в дневниковой записи 11 июня 1914 года в издании АГРАФ 1998 года). Текст этот интересен тем, что в нем, еще в 1914 году, писатель представил мотив отчужденности, чуждости и попытки поиска сближения с другими людьми. Мысль о собственной чуждости (всем и всему) тревожила писателя всю жизнь, так что под конец он взялся за большой роман "Замок", посвященный этой теме с попыткой пересмотра некоторых своих позиций. Между ними, как мне кажется, вполне уместно прочитать и "русский рассказ" Кафки "Воспоминание о дороге на Кальду" - о его неизбывной тяге к одиночеству, которую он пытался утихомирить хотя бы рассказом-мечтанием.

Я также выбрал еще несколько отрывков из дневников периода до и во время написания романа "Замок", чтобы читатель имел возможность сопоставить текст романа и затаенными мыслями и ощущениями писателя в критический для себя период подведения литературных и жизненных итогов. Кроме того, в семи отрывках упоминается М. - Милена Есенска-Поллак, возлюбленная Кафки, журналистка и переводчица его произведений. История их отношений также нашла свое отражение в романе "Замок".

От переводчика

21.06.1914

Искушение в деревне Однажды летним вечером я пришел в деревню, где еще никогда не бывал. Я обратил внимание на то, как широки и свободны были уличные дороги. Везде перед крестьянскими усадьбами виднелись высокие старые деревья. Это происходило после дождя, воздух посвежел, в общем, все мне нравилось. Я старался своим приветствием дать понять это людям, стоявшим перед воротами, они отвечали любезно, пусть и сдержанно. Я подумал, что хорошо бы здесь переночевать, если найдется постоялый двор.

Я проходил как раз мимо высокой, покрытой зеленой растительностью стены, когда маленькая дверь в стене распахнулась, три лица выглянули, исчезли, и дверь снова закрылась. "Странно", - сказал я в сторону, словно у меня был спутник. И в самом деле, рядом, словно обошедший меня громадный мужчина без шляпы и пиджака, в черном вязаном жилете и курил трубку. Я быстро успокоился и сказал, словно уже раньше знал о его присутствии: "Эта дверь! Вы тоже видели, как эта маленькая дверь открылась". -" Да, -сказал мужчина, - но что же тут странного, это были дети арендатора. Они услышали ваши шаги и посмотрели, кто здесь идет так поздно вечером". - "Правда, объяснение простое. - Сказал я, улыбаясь. Чужаку все кажется немного странным. Я благодарю вас". И я пошел дальше. Но мужчина последовал за мной. Собственной говоря, я не удивился, мужчина шел той же дорогой. Но и это не было основанием для того, почему мы должны идти друг за другом и не рядом. Я обернулся и сказал: "Это в самом деле дорога к постоялому двору?". Мужчина остановился и сказал: "Постоялого двора у нас нет или, вернее, есть, но он не жилой. Он принадлежит общине и, так как никто не претендовал на него, много лет тому назад его передали ста рому инвалиду, который до сих пор должен его содержать. Теперь он и его жена доуправлялись постоялым двором до такой степени, что в дверь едва ли можно войти, такой страшный смрад оттуда исходит. В комнате хозяев подскальзываются из-за грязи. Жалкая хозяйка, позор деревни, позор общины". Я с радостью возразил мужчине, настолько побудила меня к этому его внешность, это донельзя худое лицо, впалые щеки с желтоватой кожей и темные от челюстей избороздившие все лицо морщины.. "Вот как", - сказал я, не выразив особого удивления по поводу этого заявления, и продолжил: "Ну, все-таки я там буду жить, раз уж я решил здесь переночевать". - "В таком случае, разумеется, - сказал мужчина, - но в гостиницу вы должны идти здесь", - и он указал мне направление, откуда я шел. - "Идите до ближайшего угла и там сверните направо. Потом вы увидите вывеску того постоялого двора. Там…". Я поблагодарил за справку и прошел мимо него, теперь он наблюдал за мной особенно внимательно. Конечно, я был безоружен против того, что он, по-видимому, указал мне неверное направление, но, наверное, он не должен был озадачивать меня ни тем, что сейчас вынудил меня маршировать мимо него, ни тем, что он со столь бросающейся в глаза быстротой отказался от своего предубеждения против постоялого двора. Мне его мог бы показать и другой, и коли там грязно, так я смог однажды переночевать в грязи, когда было удовлетворено лишь мое упорство. Впрочем, другого выбора у меня и не было, было уже темно, проселочную дорогу развезло после дождя и дорога до соседней деревни еще долгая.

Мужчина был уже позади меня, и я совсем уже не намеревался наблюдать за ним и его озадачивать, так как услышал женский голос, которая заговорила с мужчиной. Я обернулся. Из тени под группой платанов вперед выступила высокая стройная женщина. Юбка её отливала желтовато-коричневыми оттенками, голову и плечи покрывала черная накидка-паутинка; "Да иди же ты домой, - сказала она. - Почему ты не идешь?". - "Я уже иду, - сказал он.. - Подожди еще минутку. Я лишь хочу увидеть, что делает этот человек. Он чужак. Он шатается здесь вокруг совершенно понапрасну. Только взгляни". Он говорил обо мне, как будто я глухой или не понимаю его языка. Конечно, мне не слишком по душе то, что он говорил, но мне было бы еще неприятнее, если бы он распустил обо мне в деревне какие-нибудь несообразные слухи. Итак, я сказал в сторону женщины: "Я ищу здесь постоялый двор, ничего больше. Ваш муж не прав, говоря обо мне в таком тоне, и вы, по-видимому, составили обо мне неверное представление". Но женщина на меня едва взглянула, а подошла к своему мужу - я правильно понял, что это её муж, именно такими сами собой разумеющимися предстали отношения между ними - и положила руку ему на плечо: "Если вы чего-то хотите, тогда говорите с моим мужем, не со мной". - "Мне вовсе ничего не нужно, - сказал я, сердясь на переадресацию. - Мне нет дела до вас, вы тоже оставьте меня в покое. Вот моя единственная просьба". Женщина покачала головой, это в темноте я еще мог увидеть, но выражения её глаз - нет. Она явно хотела что-то ответить, но её муж сказал: "Успокойся!", она и молчала. Эта стычка показалась мне окончательно завершенной, я развернулся и вознамерился идти дальше, тут кто-то позвал: "Господин". По-видимому, обращались ко мне, в первую секунду я не сообразил, откуда исходил голос, а затем увидел сидящего на ограде, свесившего ноги и постукивающего друг о друга коленями юношу, который небрежно мне сказал: "Я сейчас услышал, что вы собираетесь переночевать в деревне. Только ни в одной усадьбе вы не получите подходящей комнаты. "В усадьбе?" - спросил я и невольно, будучи в неистовстве после случившегося, вопросительно посмотрел на супружескую пару, которая все еще стояла, прижавшись друг к другу, и наблюдала за мной. 2Именно так", -сказал он, в его ответе, как и во всем его поведении, присутствовало высокомерие. - "Здесь сдают постель на время?" - переспросил я, чтобы удостовериться и вернуть мужчину к роли домовладельца. "Да,- сказал он и чуть отвел от меня взгляд, - здесь сдают на ночь постель. Не всякому, а только тому, кто её оплатит, не торгуясь". - "Я согласен, - сказал я, - но, разумеется, постель будет оплачена, как на постоялом дворе". -"Извините, -сказал мужчина и на этот раз долго смотрел поверх меня в даль, - мы вас не обсчитаем". Он сидел наверху, словно господин, я стоял внизу, как мелкий служитель, мне пришлось как можно живописнее, как я достаю его там, наверху, брошенным камнем. Вместо этого я сказал: "Итак, откройте мне, пожалуйста, дверь". - "Она не заперта", - сказал он "Она не заперта", - сказал я, почти взревев из-за недогадливости, открыл дверь и вошел. Случайно сразу взглянул на ступеньки на стену, человека наверху уже не было, наверное, несмотря на высоту, он спрыгнул и совещался с супружеской четой. Им нравилось обсуждать, что молодой человек вряд ли обнаружит у меня больше трех гульденов наличными и среди других ценностей не многим более чистой рубанки в рюкзаке и револьвера в кармане брюк. Впрочем, эти люди совсем не выглядели так, как будто они собираются обокрасть кого-нибудь. А чем другим я был им интересен? Это был обычный неухоженный сад большой крестьянской усадьбы, крепкие каменные стены заставляли ожидать большего. В высокой траве, похоже, повидавшие виды вишневые деревья. Вдали виднелся крестьянский двор, обширное одноэтажное строение. Уже очень темно; гостем я был поздним; когда человек на стене некоторым образом перепирался со мной, я оказался в неприятном положении. По пути к дому я никого не встретил, но уже за несколько шагов до дома я увидел через открытую дверь я увидел двух крупных старых людей, мужчина и женщина, рядом, лицом к двери, едят из мисок какую-то кашу. В темноте я не различил подробностей, только пиджак мужчины местами блестел позолотой. Наверное, это были пуговицы или часовая цепочка. Я поклонился и, не переступая пока порога, сказал: "Я как раз ищу по округе ночлег, тут мне молодой человек, сидевший на стене вашего сада сказал, что вашей усадьб за плату можно найти ночлег". Оба старика воткнули свои ложки в кашу, откинулись назад на своей скамейке и молча на меня смотрели. Не слишком гостеприимным было их поведение. "Я надеюсь, что сведения, которые я получил, верны, и что понапрасну я вас не потревожил". Я сказал это очень громко, так как оба, по-видимому, и слышали плохо. "Подойдите ближе", - через минуту сказал мужчина. Я повиновался ему только потому, что он стар, иначе бы я, конечно, воспротивился с тем, чтобы он с определенностью ответил на поставленный мной вопрос. Во всяком случае, я сказал, пока входил: "Если только мой прием доставит в малейшее затруднение, то скажите откровенно, я выдерживал даже не такое, я иду на постоялый двор, мне абсолютно все равно". - "Слишком много он говорит", - сказала тихо женщина. Это можно было расценить, как обиду, итак, на мою вежливость отвечают обидой, но это была старуха, я мог не возмущаться. И как раз эта беззащитность была, вероятно, основанием того, что уже на меня подействовало скорее не отпарированное замечание женщины, как она этого заслуживала. Я ощутил некое право на некий выговор как раз не потому, что говорил слишком много, так как на самом деле я сказал лишь самое необходимое, а на других, совсем близких к моей сущности основаниях.

Назад | В начало | Читать дальше

---