Франц Кафка. Биография

Воспоминание о Франце Кафке Рудольфа Фукса

О начале своего знакомства с Кафкой я вспомнить не могу. Думаю, что познакомился с ним зимой 1912 года. Тогда у нас, молодых писателей был стол в кафе на углу Губерн - и Пфластергассе. Иногда к нам подсаживался и Кафка. Он производил впечатление совершенно здорового человека. Он, казалось. Педантично заботился о том, чтобы предохраняться от недугов. В жаркий полдень я провожал его по старой Айзенгассе. Перед киоском с содовой и остановился и выпил лимонада, предварительно обтерев рукой край стакана. Кафка неодобрительно наблюдал за мной. "Это вас не спасет", заявил он. Однажды ночью мы в большой компании поли на Винограды. Была зима и страшный холод. У Кафки было легкое пальто. Из-за его легкой одежды Верфель шел к нему вплотную. Кафка рассказывал, что он принимает холодные ванны даже зимой. Насмешки других над собой он сносил с дружелюбной улыбкой. Особенно потешался над ним Верфель, мол, он слишком заботится о своем трупе. Помнится, что как раз тогда мы стояли на врезу Виноградского виадука. Кафка подтянул повыше штанины и предъявил холодной ночи голые икры. Я жил тогда на очень шумной улице в доме на углу Стефан - и Герстенгассе. Я очень страдал от шума. Поговорить об этих страданиях я не мог ни с кем лучше, чем с Кафкой. Перед домом находилась трамвайная остановка, напротив гостинца, в саду при которой в летник месяцы вплоть до глубокой, но и задавал концерты оркестр. Из ночного кафе слышался оркестрион. За стенами нашего жилища была настоящая больничная палата чахоточного мастера-портного; мужчина был женат, его жена играла на фортепиано. В квартире мы прожили семь лет. Мне трудно работалось и кое-как спалось. У Кафки тоже был плохой сон. Он сказал мне, что это привело его даже к бессоннице; позднее еще присовокупились мучительные головные боли. Он объективно оценивал род своих головных болей, не помянув и не испросив ни малейшего сострадания. Просто были головные боли, в которых, как он полагал, он пока что меня превосходит. Защищаясь против шума, он затыкал уши ватой. Он настойчиво рекомендовал мне этот способ. Я прислушался к его совету и еще сегодня не могу заснуть, если предварительно не заткну себе уши. Не раз я видел у него подушечки, которыми он прикрывал уши. Это был, как я предполагаю, подарок от женщины. Можно было часто встретить Кафку одного на улицах, в скверах Праги. Он ни капли не раздражался, сил к нему присоединялись. Он скорее избегал того, чтобы говорить самому, но, если рассказывали, был весь внимание. Даже когда его мучила болезнь, он сохранял улыбку на лице. Нечто загадочно-египетское было в этом выражении его лица. Он всегда был готов дискутировать, как говорят: готов объясняться, например, против хотя бы кратких, но вспыльчивых выражений красноречивым молчанием, которого нельзя было понять неверно. За жизнью и творчеством своих друзей он следил с огромным вниманием. Был другом для многих, хотя совсем немногих допускал быть его другом. С признательностью вспоминаю я следующее: я встретил его на Херренгассе. Днем раньше в "Ежедневной газете" опубликовали мое стихотворение с названием "Вилла кроткой тишины". Он похвалил его. Мне самому уже не хотелось, чтобы его сильно хвалили. Оно принадлежало прошлому. Я отважился высказать сомнение в искренности его похвалы. Тогда Кафка процитировал мне стихотворение наизусть. Когда у Вольфа вышла его первая книга "Созерцания", он сказал мне: "У Андре⁸⁵ продано одиннадцать книг. Десять купил я. Хотел бы я только узнать, у кого одиннадцатая" при этом он довольно засмеялся. О том, что он писал и насколько это было существенно или несущественно для него, никогда не узнаешь. Однажды Вмилли Хаас уговорил его принять участие в чтении пражских авторов в небольшом зале на Венцельплатц. Кафка тогда читал позднее вышедшую у Вольфа новеллу "Приговор". Читал он с магией такого отчаянного спокойствия, что я и сейчас, примерно двадцать лет спустя, вижу его перед собой в скудном освещении лекционного зала. Правда, все прочее я забыл. Кафка был строен, хорошего роста, красив. О девушках он вообще говорил лишь, в крайнем случае, в 1917-1918 г.г. я был в Вене. Кафка письмом попросил меня снять для него тихую комнату в гостинице. Приехал он из Будапешта. Еще раньше, в Праге, он намекнул мне, что в Будапеште решится, сохранит ли он в силе свою помолвку или расторгнет её. В Вене он рассказал мне, что порвал со своей невестой. При этом Кафка был абсолютно спокоен. Казалось, он прекрасно себя чувствовал. Мы посетили вместе кафе "Централь". Было уже поздно, и помещение изрядно хрустело. Кафка был всем доволен. В Праге одна очень молодая, красивая девушка рассказала мне, что написала Кафке много писем. Она влюбилась в него. Кафка ответил обстоятельно и остерег её от себя. Затем я видел его в последний год его жизни. Он похудел, говорил хрипло и тяжело дышал. Даже в холодную погоду он носил легкое пальто, на улице он показал мне, насколько пальто широко для него, и что ему удобнее, чтобы оно не сдавливало ему грудь. Он на самом деле проделал в нем физическое упражнение. Снова прошли месяцы. Его не было в Праге. Слышали, что дела его очень плохи. Конец его был неотвратим. Я прочитал еще открытку, где сказано: "В понедельник я напишу вам больше, если за это время ничего не случится"". Его погребение. Молельня еврейского кладбища в Праге. Большое скопление народа. Древнееврейские молитвы. Скорбь его сестер и родителей. Безмолвное отчаяние его спутницы, которая, распростершись, припала к гробу. Пасмурная погода, прояснившаяся лишь на мгновение. Бог весть, невозможно поверить, что Франца Кафку хоронили в простом деревянном гробу, писателя который только-только начала становиться великим.

Назад | В начало | Читать дальше

---

⁸⁵ Крупеый книжный магазин в Праге.