Валерий Белоножко
Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.
Новые темы
- Ab ovo. Франц Кафка с самого начала
- Между небом и землей. Авторское послесловие
- Между небом и землей (10) Ракета и ракета
- Между небом и землей (9) Число зверя
- Между небом и землей (8)
- Между небом и землей (7)
- Между небом и землей (6)
- Между небом и землей (5)
- Между небом и землей (4)
- Между небом и землей (3)
- Между небом и землей (2)
- Между небом и землей (1)
- Перевал Дятлова: Между небом и землей
- Перевал Дятлова. Продолжение 14
- Перевал Дятлова. Продолжение 13
- Перевал Дятлова. Продолжение 12
- Перевал Дятлова. Продолжение 11
- Перевал Дятлова. Продолжение 10
- Перевал Дятлова. Продолжение 9
- Перевал Дятлова. Продолжение 8
- Перевал Дятлова. Продолжение 7
- Перевал Дятлова. Продолжение 6
- Пленник «Замка» Франца Кафки
- Перевал Дятлова. Продолжение 5
- Перевал Дятлова. Продолжение 4
- Перевал Дятлова. Продолжение 3
- Перевал Дятлова. Продолжение 2
- Перевал Дятлова. Продолжение 1
- Перевал Дятлова.
Двадцать первый век - Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 19
- «Процесс» Дмитрия Быкова
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 18
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 17
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 16
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 15
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 14
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 13
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 12
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 11
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 10
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 9
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 8
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть третья
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 7
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 6
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть вторая
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 5
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 4
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 3
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 2
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 1
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть первая
- Влтава Франца Кафки
Реклама
Франц Кафка. Биография
СОКРУШЕНИЕ ПАЯЦА ПО ИМЕНИ Франц Кафка. Часть 2
Тем не менее, мы пойдем дальше и на этот раз мнение Андерса по поводу этого места письма, которое им воспринято поверхностно, намеренно опустим, чтобы самим отделаться от чувства понимания того, что Кафка критиковал отца и иронизировал над ним. Прежде всего, он изменил смысл отрывка с помощью многоточия. А это место, показывающее неуступчивость отца с помощью колоссального увеличительного стекла и отвергнутое преувеличением (известная фигура искусства риторики) гласит: "Из своего кресла Ты управляешь миром. Твои мнения были верными, а любого другого сумасбродными, чрезмерными, сумасшедшими, ненормальными". И отрывок, где Андерс прервал цитирование, продолжается следующим образом: "Могло даже случиться, что у Тебя даже вовсе не было мнения по какому-нибудь вопросу, и поэтому все, без исключения, любые другие возможные мнения по этому поводу должны быть неверными. Ты мог, к примеру, бранить чехов, затем немцев, потом евреев, и не только по поводу, и в любом случае, и, в конце концов, не оставалось больше никого, кроме Тебя. Ты представлял для меня загадку, как все тираны, право которых основано не на разуме, а на их личности". Здесь Кафка недвусмысленно называет своего отца "тираном" и полемизирует с ним. Читатели брошюры Андерса. Естественно. Не получат возможности узнать это; ведь им приходится видеть в Кафке раба тирана, который, спокойно-безмолвно, не протестуя. И, значит, без той иронии, которая, как известно, может оказаться убийственной, "проглатывает" несправедливости мира.
Я привел этот небольшой пример для того, чтобы представить возможность понять то, как Андерс совершенно аналогичным образом за многие существенные темы берется не с того конца, вроде толкования романа "Замок" вершину творчества Кафки. - Главный персонаж книги (К.) чужаком приходит в деревню, утверждая, что его вызвали, чтобы предоставить ему должность. Деревенские жители отнеслись в пришедшему равнодушно, даже враждебно. Тщетно он пытается заключить с ними союз. Напрасно он пытается добраться до самой высшей инстанции, пребывающей в Замке. Весь роман посвящен тому, как он так и не дотянулся до этой инстанции; ему дозволено так же мало как в "Процессе" с его высшей судебной инстанцией. Тем не менее, герой романа "Процесс", как я предполагаю, в противоположностьобщепринятому, к тому же драматически искаженному популяризированному восприятию, выведен аже если не полностью, то виновен частично (смотри мою книну "Вера и учение Франца Кафки"); герой поэмы "Замок" невинен. Если бы эти промежуточные инстанции были тожественны самому высокому руководству Замка, то Андерс, по крайнем мере, в определенных рамках был бы прав. Правда, все еще остается ложно истолкованным, будто == просто положительно относился к этим промежуточным инстанциям, так же как язычник Марсий считал "недоброго Бога" Творцом мира, Демиургом, Космократором, властителем наших веков, а мы, напротив, видим в Кафке постоянный, вплоть до телесного разрушения, исходящий кровью протест против этих промежуточных инстанций (так, как это показано выше в его противостоянии отцу и замечу, кроме того, ведь даже не терпит, как Марсий, Демиурга, а очень энергично старается лишить его могущества). В ограниченных рамках можно согласиться с Андерсом, что уже в том, что К. воспринимался промежуточными инстанциями, якшался с ними и терял много времени, присутствует определенная опасность. Это опасность показать раскрытыми во всей своей невероятной разветвленности уловки и сообщников врага рода человеческого или дьявола, подрывающего нашу жизнестойкость, жизнестойкость всего человечества; но именно в этом, при теперешних обстоятельствах, Кафка видел свою главную задачу, он был неутомим в пророческих открытиях, которые должны тревожить нашу совесть. Лишь случайно, из-за усталости, К. поддался нажиму, затем он снова воспрянул: он прогоняет помощников, выделенных ему властями, до самого конца не оставляет он надежды укорениться в деревне. Он не поддается ухищрениям властей. Андерс отстаивает противоположное: по его мнению, К. считал власть правом, унижался, признавая законными все то отвратительное, что происходило в деревне. - Кафка же описывал совершенно противоположное. Один из многих категорических афоризмов, в котором он выступал против соблазна зависимости и подчинения, значит, против того, что позднее назовут фашизмом или тоталитарным режимом, здесь приводится: "Человеческое единение основывается на том, что благодаря своему устойчивому существованию одна НЕПРЕЛОЖНАЯ САМА ПО СЕЬЕ ЯЧАСТНОСТЬ кажется опровергнутой другой. Для каждой частности это приятно и утешительно, НО С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ИСТИННЫ И ВЕЧНОСТИ ЭТО ОШИБОЧНО". (Все выделения мои).
Когда Андерс выступает против такого понимания концепции, Кафка становится предшественником фашизма, его позиция "недостойного унижения" и его сегодняшнее влияние скрыто покоятся на фашиствующем элементе в его распоряжении в таком случае, поистине, этому гротескному тезису приблизительно такая же цена, как утверждение критика, будто Кафка украл кафедру Нотр-Дама и это его прославило.
В своей новелле "В исправительной колонии" Кафка просто категорически описал крушение жестокого тоталитарного режима, что там не воспоследовало ничего лучшего, что либеразм и дамское влияние, призванные прийти на смену отческому режиму террора "старого коменданта". Не принесли вздоха облегчения, не является контраргументом. Не так, как в известном анекдоте Шопенгауэра, который на вопрос, стоит ли жениться, ответил: "Не жениться плохо, и жениться не лучше". Кафка оставляет возможность третьего пути или скорее других путей совершенно свободной. Звучит не надтреснутый голос Шопенгауэра, а Гете: "Мы призываем вас надеяться". Правда, не так громко, не так благозвучно, как у Гете; но что шансы человечества вести приличный, спокойный, праведный образ жизни со времен Гете рискованно ухудшился из-за перенаселенности планеты и автомобильной угрозы. это никому не ясным не осталось. Поскольку ужасные картины, которые Кафка нарисовал вместе с произволом и причиняющим страдания указаниями властителя, вовсе не "искаженние", как полагает Андерс, а были истинным реализмом одним из законных писательских приемов, которые прямо-таки наслаивались друг на друга, умело, копируя обстоятельства нашей эпохи, предоставившей нас игре страстей, если внутреннее облагораживание в некоторых одиночках группах не повлекут за собой протеста против закосневших и алчных властителей.
Столь много наверху промежуточных инстанций, ведомств в "Замке", "наместников Господа на Земле", которые присвоенной и себе властью фактически распоряжаются нами и вводят в заблуждение, Кафка представил ни более, ни менее эту действительность, эту печальную бюрократическую деланность, в которой сегодня убедится любой, заглянув в газеты. Никогда он не признавал или не хвалил правомочий этого фактического состояния ни на своей службе, ни в семье, ни в общественной жизни,, о чем свидетельствует "Разговорами с Кафкой" Яноух диаметрально противоположно гипотезам Андерса.
Однако диффамация Кафки, которую Андерс приводит в своей книге, где очень немного написано за, а на девяносто процентов против,
Кафки (уже заглавие, так сказать, не точно), достигает своего апогея, когда Андерс не видит или не хочет видеть что Кафка постоянно говорит о промежуточных инстанциях, втискивающихся между человеком и Богом (человеком и Замком), да так, что даже самая высшая инстанция, по замыслу Кафки, который я передаю, должна выходить на сцену под самый занавес и выносить toto genero другое решение, чем недостойные низшие инстанции, скрывающие и искажающие Божественную точку зрения, а из-за неблагоприятного стечения обстоятельств с течением времени, как, например, а наши дни, как в "Пасхе" Стринберга (влияние Стриндберга на символический стиль Кафки исследован еще недостаточно отчетливо) жестокий кредитор лишь в самом конце открыл свое истинное лицо любви. "Мы созданы, чтобы жить в раю, писал Кафка. Рай был нам предназначен. Наше предначертание оказалось измененным; что это должно произойти и с предназначением рая. Не сказано". Это ли не ясно? В этих строках не услышан голос надежды? Здесь ли не очевидна главная опора еврейской и прочих религий, притча об "обращении раскаявшегося грешника", явно извлеченная словно из мглы и из-за кризиса времени изложенная со сдержанностью и сжатостью? - А Андерс даже тоном глубокого утверждения постановил, пересотворил и переиначил: "Лишь немногие тезисы в отношении Кафки могут подтверждаться столь недвусмысленно, как тот, что "религиозность" Кафки не имеет ничего общего с еврейской религией". В противоположность этому я могу сослаться на эссе Ганса Иоахима Шепа ("Богословские мотивы в творчестве Франца Кафки"), в которых подобная связь задукоментирована с поразительной ясностью. Наконец, собрание сочинений Кафки, представившего переживающего страдания в современном мире изолированным, свободным от любви даже к себе механистическим "человеком-карликом", в его одиночестве, в его отчужденности от ближнего, есть не что иное, как парафраз главной заповеди Ветхого Завета: "Возлюби своего ближнего как самого себя".
Впрочем, я надеюсь, ссылаясь на классический чешский роман (Бабушка" Божены Немцовой), оказавший влияние на Кафку при конструировании основы "Замка", в другом месте привести доказательства, что Кафка представил лишь промежуточные инстанции, кобальдоподобное чиновничество, а не невидимое высшее руководство Замка, злом, противоположным по стилю познанию.
"Замок" роман безграничного монотеизма, за которым проступает также Книга Иова с его отклонением Сатаны в качестве промежуточной инстанции и за которым предстает тезис: "наш Бог Бог единый", как говорится: Бог, в котором не может ничего заключаться от дьявола; насколько же остается в силе пророческое свидетельство непостижимости Бога: "Мои пути пути не ваши" временами, прежде всего в недобрые наши времена, о чем Кафка опять-таки не устает накапливать кучу примеров. В подобные времена Господь способен предстать перед помраченным человеческим взором в любой, самой искаженной форме и ложное перспективе, даже в виде безобразного, мелочного, мерзкого, неэтичного указания беспричинного сыноубийства (Кьепркегор) и др., но это ничего не меняется Он есть то, что Он есть. И что надежда, которую Он, напрочь отсекая все помрачения и препятствия, являет в своем величии, остается в силе, как самая великая из всех надежд. "Царственная весть", исходящая от Господа, правда, задерживается тысячью промежуточных инстанции; "а ты сидел у окна и грезил о ней, когда наступал вечер", говорил Кафка. Андерс действительно не заметил, что в этом, возможно, самом замечательном из мифов Кафки, страшась неопределенности, как подобное ожидалось в романе "Замок", а именно окончательное уничтожение промежуточных инстанций, разъединявших Бога и человеческое деяние, Андерс расценил как мнимо-фашистское преклонение перед несправедливостью чванливых промежуточных инстанций, Впрочем, и маленькие притчи Андерс истолковал ложно, словно он вообще там, в своей книге, наиболее счастлив, когда идет своим собственным путем и лишь походя озабочен Кафкой. Я не премину счесть его отдельный обличительный памфлет о Горгоне (стр.104) самой удачной частью его книги и указание на путь, на котором его несомненная даровитость еще возымеет силу.