Франц Кафка. Биография

Примечания к "Замку" Кафки

"Обольщение в деревне" название фрагмента из недавно опубликованных на немецком языке дневников Кафки (в издательстве С.Фишер) и в качестве раннего, первоначального этюда 1914 года, тогда как роман "Замок" начат никак не ранее 1917 года соотносится с основным произведением Кафки о трагедии человека, пожелавшего жить среди людей в деревне, но не укоренившегося на чужбине и не сумевшего найти свой путь к "ЗАМКУ", высившемуся над деревней. Что настроение почти безнадежного одиночества, возникновение рокового недоверия и недоразумений со стороны обитателей деревни все это просвечивает уже в первоначальном этюде, показывают уже первые предложения, когда местный житель, обращаясь к своей жене, говорит: "Я уже иду, подожди хотя бы минутку. Я хочу еще посмотреть, что этот человек здесь делает. Он чужак, он шатается здесь совершенно напрасно. Только взгляни". На что герой (фрагмента) отвечает: "Я ищу здесь гостиницу, ничего больше. Ваш муж не прав, высказываясь обо мне в подобном тоне и представляя обо мне вам, по-видимому, ложное мнение". Немного погодя женщина тихо отпускает реплику, очень схожую по форме: "Он говорит слишком много". В большей критике чужака, чем обозвать его нежелательным, пронырой, необходимости и не было.

Новое прочтение этого проникновенного, даже наркотически воздействующего фрагмента позволяет мне думать о еще более ранней стадии планирования "Замка", о связи основной концепции Кафки с произведением чешской писательницы Божены Нмцовой, на которую мой литературный опыт никогда еще не указывал.

"Бабушка", весьма идиллический роман о сердечной простоте, в пражской немецкой гимназии употреблялся в качестве основного при переводе с чешского языка. Таким образом, Франц Кафка познакомился с чудесно-доверительным и при этом чистосердечном, нравственно устремленном повествовании о деревушке у подножья Гигантских гор; я также, годом позже, прочитал его с восхищением. (Впрочем, книга вышла в нескольких немецких переводах, доступных Кафке (среди них в Reklam Bibliothek) странно, что в то же время, когда на чешском языке описывается крестьянская жизнь высоконравственной женщины в северо-восточной Богемии, другой немецкий писатель, один из самых значительных, Адальберт Штифтер, в автобиографической новеллист равным образом взялся изображать в точно таком же полном жизни многокрасочном описании и одухотворить образцовым смирением крестьян юго-западной Богемии, богемских лесов, с их добрыми старыми обычаями, исконно-народными традициями и религиозностью. Предположительно, Штифтер и Немцова никогда не знали друг о друге, хотя были современниками и в своем воспевании лесного уединения близки друг к другу духовно. Немцова всей своей писательской и фольклорной устремленностью боролась на стороне чешского национального возрождения, что, впрочем, не помешало ей свою "бабушку" Мотту из Гуцкова охарактеризовать по-немецки возвышенно: "рыцарь духа". К её мужу, как и к её друзьям, тогдашние австрийские власти, против которых Штифтер лишь назидательно протестовал, относилась грубо, как политически подозрительно. Несмотря на все различия, общее между двумя писателями, несомненно: поиски правдивого, налаженного, духовно-направленного бытия.

Просто-таки необычайно любил Кафка корреспонденции пылкой, красивой женщины, внезапное появление которой из провинции однажды вызвало сенсацию среди различных поколений нашего времени в пражском обществе чешских патриотов и ревнителей чешского языка, ее несчастливый брак, её чувственная пылкая любовь к близким по убеждениям, друзьям, её нежная забота о своих детях, её взлеты и падения, эта её, в противоположность скорее старомодной манере письма, бурно захлестывающая жизнь, её ранний закат все это были обстоятельства, всколыхнули в Кафке пылкое понимание и сочувствие. Часто читал он мне из этих писем, которые (насколько мне известно) до сих пор не переведены, несмотря на то, что принадлежат к значительным свидетельствам мятущейся души, - более того, теперь мне кажется, что основной замысел романа Кафки "Замок" несет черты, которые, вероятно, исходят из неосознанного воздействия того самого вначале обязательного, а затем увлеченного гимназического изучения романа "Бабушка". Что Кафка был подвержен этому влиянию, он неоднократно удостоверял в своих дневниках, часто с преувеличенной добросовестностью, даже с оттенком трогательного сознания своей вины, известна связь, которую он считал установленной между своим романом а и "Давидом Копперфилдом" Диккенса. По моим впечатлениям, он шел гораздо дальше, словно играючи, в подчеркивании этой зависимости. Еще менее определенно, хотя следы несомненны, в дальнейшем указано влияние на концепцию "Замка" старой классической повести, что, кажется, не замечено им самим. Тем не менее, он неоднократно упоминал писательницу в письмах к Милене.

В "Бабушке" Немцовой люди живут в своей деревне и не имеют непосредственного доступа к владелице Замка. В Замке говорят по-немецки, в деревне по-чешски. Одно это вызывает отчуждение. Так получилось, что княгиня лишь время от времени живет в замке: большей частью она в дальних путешествиях в Вену, в Италию. Эпизод, в котором бабушка рассказывает о своей юности, самое замечательное место в книге, там повествуется о прямо-таки волшебном внезапном появлении доброго кайзера Иосифа 11 среди озадаченных деревенских жителей. Словно звезда дальних миров пролетел он мимо. Княгиня, владелица деревни, тоже вполне благосклонный, правящий со знанием дела человек. Так сказать, соратница Иосифа 11; но между ней и крестьянами (здесь совершенно явная аналогия с "Замком" Кафки) толпится подозрительная шайка камердинеров, замковых служителей. Эгоистичных, чванных бюрократов-мошенников. Сама того, не желая, княгиня разъединена с народом, оставаясь недоступной, не информированной. Именно лишь главная фигура книги, бабушка, прорвала изоляцию, проникла к княгине и в конце концов добилась возвращения ей её прав, нечто вроде того, что все время ищет, но, правда, так и не находит герой кафковского "Замка". Поскольку роман Немцовой принадлежит поколению, которое с большей убежденностью имело право основываться на вере в "доброго человека" и в его будущность, чем это позволяет наш кризисный век.

Но в изображении челяди, толпящейся между владелицей Замка и крестьянами, обнаруживается соответствие между старым и новым произведениями, ошеломляющее подробностями. Центром деревенского общественного мнения у Неицовой, как и у Кафки, является трактирщица. Покой нарушен молодым итальянским подхалимом из дворни, упорно преследующем Христель, прекрасную дочь трактирщицы, сделавшем ей точно такое же безнравственное предложение, как в романе Кафки девушке Амалии тот служитель Замка, который, на удивление, также носит итальянскую фамилию (единственную в романе) Сортини. О странно-противоречивом эпизоде с Сортини в кафковском "Замке" написано много; по-видимому, несколько прояснится, если для сравнения приведем в виде несложного примера историю из "Бабушки". У Немцовой юная девушка также подверглась откровенным притязаниям служителя Замка, но при этом ей так же было не по себе; она по праву опасалась происходящего из столкновения риска, влияния и мести могущественного человека. К примеру, когда она рассказывает бабушке о происшествии, в этом особенно много сродственной сходности с повествованием Кафки, я процитирую несколько фраз, сказанных Христель: "Только подумайте, итальянец-мошенник приходит к нам каждый день пить пиво, в этом нет ничего плохого, ведь трактир для всякого. Но вместо того чтобы, как полагается порядочному человеку, сидеть за столом, он пристает ко мне. Куда я ни повернусь, он преследует меня по пятам. Мой отец корчит, кислую мину, но вы его знаете, он человек добрый, не обидит и цыпленка и не способен дать отпор посетителю, особенно из Замка".

Мне кажется, что здесь недвусмысленно. Достаточно ясно зазвучала мелодия "Замка" Кафки, так и в дальнейшем еще частенько следует покаяние Христель в том, что она, собственно говоря, сделала от чистого сердца, - или дать лапидарное описания хода событий в Замке, рассказывая, как стараются одолеть служителей наверху: "Это наша единственная надежда. Если найти с ними общий язык, может быть, помощь ими будет оказана; но уже частенько происходило, что они допрашивают и не помогают; потом они кратко заявляют, что это невозможно, чем и приходится удовлетворяться", - здесь, вероятно, читатель заметит, что привычному реализму Немцовой также не совсем чуждо нечто таинственное. Которое столь ужасающе разворачивается у Кафки. Конечно, у Кафки имелось побуждение, которое, как я полагаю, возникнув из юношеских штудий, переработано совершенно самостоятельно, и которое, пусть даже и невелико различие в том, что владелицу Замка у Немцовой видят редко, а владелец Замка у Кафки вообще не виден, впрочем, не должно показаться преуменьшенным благодаря моим замечаниям".

Назад | В начало | Читать дальше

---