Франц Кафка. Биография

Восьмая глава - Дополнительные черты в портрете Кафки. Часть 6

По поводу истории с литературным наследием Кафки я подробно отчитался в послесловии к отдельным книгам (специально в послесловии к ""Процессу"), еще в моей книге "Франц Кафка пророческая личность". Все, что Кафка опубликовал сам, нашло место в первом томе (Новеллы); мне также при жизни Кафки опубликована еще маленькая прозаическая шутка "Верхом на ведре", а именно в газете "Prager Press"; также "Аэропланы в Брешии" в "Богемии" в 1909 году. Так что, если быть точным, два этих прозаических наброска также относятся к первому тому. Для всех остальных томов материал предоставило литературное наследие Кафки, моих помощников Ганса Иоахима Шепа, Хайнца Политцера и Эстер Хоффе я поблагодарил в соответствующих послесловиях за их содействие; впрочем, повторить благодарность никогда нелишне.

В послесловии я также рассказал о методе своей издательской деятельности. Дополнения к этому я найду в двух последних книгах, опубликованных мной и тематически посвященных Кафке, кроме этой биографии: !. "Вера и учение Франца Кафки (Кафка и Толстой)" с приложением "Религиозный юмор у Франца Кафки" Феликса Велча издательство Mondial, Винтертур, и издательство Курта Деша, Мюнхен. 2. "Франц Кафка пророческая личность", издательство Tcsyudy, Сент Галлен. - Дискуссия, как издавать тексты Кафки в окончательной корректуре, грозила стать бесконечной. Истинность в последней инстанции гарантировала бы лишь фотография оригинального текста с соответствующими достоверностями и пробелами. Любой другой способ издания предполагает выборку. Существует принципиальное различие между тем, определен ли для издания текст автором, или не определен, или если он (вариант номер три) окончательно отказался от издания. В последнем случае его безразличие по отношению к незавершенному, оставшемуся на кончике пера, противоречиво гораздо больше, чем во втором случае, к сожалению, это и есть случай Кафки, а я-то знаю (потому что привлекался им в качестве советчика), с каким тщанием Кафка отшлифовывал при своей жизни издаваемые книги, как ревностно он справлялся со словарем Grimmscye, как он спорил со мной о постановке или вычеркивании запятой и прочих знаков препинания и тд. так что я пошел бы против своей совести, фиксируя неряшливости, очевидные грамматические ошибки, "пражизмы" под влиянием немецкой стилистики и чешского синтаксиса, и не тронул бы таковые, потому что я знаю, что для могущей быть публикации подобные небрежности Кафка, конечно же, исправил бы. Я полагаю, что благодаря общению со своим другом поневоле оказался вовлеченным в его намерения и языковое своеобразие, так что способен исправить такого рода погрешности. При это речь идет о некоторых незначительных отрывках и лишь бесспорных несообразностях в первоначальных, автором уже не исправленных записях. Приведу пример: в рукописях Кафки часто применяется "пражизм paar (чета) в смысле ein paar (несколько) он говорил примерно так: "через чету шагов" вместо "через несколько шагов". Но там, где он сам подготавливал свои рукописи для печати, он регулярно исправлял ошибку; ни в одном из опубликованных при жизни Кафки произведений её не встретишь. Отчего я счел для себя возможным в этом случае каждый раз в его наследии к такому месту приложить свою корректирующую руку, так что их там уже нет, - впрочем, у меня есть несколько вариантов текста и в приложении даже даны зачеркнутые места, часто служащие для объяснения изложенного Кафкой намерения. Возможно, будущие поколения в точности и обстоятельности пойдут еще дальше, чем я; здесь не существует предела кроме фотографического изображения текста.

В первой из двух вышеуказанных книг ("Вера и учение Франца Кафки") обнаружат также мое представление факта, свидетельствующее о большом рисовальном искусстве Кафки№; прежде его, вероятно, воспринимали, походя, лишь как курьез. Это мнение изменится. Я намерен собранные мной рисунки Кафки, которые сам он по большей части бросал в корзину для бумаг, опубликовать отдельно. - Впрочем, мои обе вышеупомянутые книги не только посвящены толкованию Кафки, но сообщают еще и некоторые биографические данные. То же самое относится к моему роману "Стефан Ротт" (1931), как и к моим последним публикациям: "Примечания к "Замку" Кафки" ("Neue Zuricyer Zeitung", 20.10.1951, затем в Eckart"), "Избавление от паяца по имени Франц Кафка" (полемика с ошибочным мнением, а также опровержение в февральском и майском выпусках " "), "Взгляд на Кьеркегора, Хайдеггера, Кафку" в первом томе моего труда "Мир земной и потусторонний" (1946). Единственная в своем роде писательская неповторимость Кафки и искусство рассказчика, а также его еще едва признанный лиризм являются очевидными предикатами моего представления, не требующими специального подтверждения. Впрочем, моя любовь к его лиризму также выражена сочинением двух песен на verse (стихи франц.) Кафки (как в фортепианном исполнении, так и для оркестра). Объяснение его видения мира предпринято в обеих книгах, с одной стороны, с помощью ссылки на его душевную эволюцию (в противоположность СТАТИЧНОМУ пониманию его личности) с другой стороны, с помощью выделения его афоризмов (подчеркивающих в человеке "несокрушимого", веру, положительное отношение к Богу) из прозаических произведений (очищающих Путь от всех сомнений и неуверенности). В новеллах Кафка показывает, как человек оказывается сбитым с толку и не угадывает на свой путь, в афоризмах же указан сам путь и предвещается выход.

Само собой разумеется, невозможно и не должно оба эти взгляда на мир у Кафки разделять механически. В афоризмах также присутствует многое, в чем отразились скорбь и беспомощность духа, с другой стороны, в романах также присутствуют проблески надежды, а не один аспект безнадежности. Кафка всегда ЦЕЛЕН; но коли это сказано, и повторено, и подтверждено, то, в конце концов, этого уже не отнять увидеть в "Афоризмах" Кафки его явно поучающую, одобряющую способность, в повествовательных фантазиях его хаотически разворачивающиеся самоуничижения и кризисы. Обе стороны бытия связаны друг с другом. Если, наконец, спросят, чем обосновано это различие в преобладании той или другой стороны, о можно было бы, пожалуй, принять в расчет, что в новеллах, а также письмах и Дневниках Кафка давал себе волю, необузданно предавал себя своему ангелу и демону, тогда как в кристалле медитации (в афоризмах, а также в отдельных письмах) ему удавалось при самоконтроле справиться с собой, обуздать себя, как приличествует человеку, старающемуся подчиняться установленному порядку, хлопочущему о постижении выдуманного или реального окружающего мира. Здесь же обнаруживаются и решающие пассажи, в которых предстоят: стечению обстоятельств судьбы свобода человеческой воли, проклятию милость, отчаянию вызов, добиваются конца "битвы Александра" и освобождения с помощью мирных часов и возлагают большие надежды на те, обнаруженные в "письмах к Милене" проявления сил, которые взывают из глубины: "Несмотря на то, что вы немые, толпящиеся, марширующие, доверчивые до глупости люди, все же мы вас не оставим, даже в ваших великих глупостях и в них-то особенно". Поверх хаоса и пустоты в произведениях Кафки звучит скромно, но недооцененно, мелодия любви к человеческой твари, которая, тем не менее, не обделена как обещано теми самыми "силами" Господними и сподобится благодати.

Назад | В начало | Читать дальше

---