Франц Кафка. Биография

Пятая глава - Годы помолвки. Часть 3

Удивительно, что его творческие силы во время этого испытания не иссякали. Напротив, скорее в те времена они бурлили в его крови. Тринадцатого декабря он закончил "Толкование легенды"; он сам так охарактеризовал эту главу, которую я потом, при публикации "Процесса", сделал девятой (предпоследней), и высказался об этом в Дневнике: "…чувство удовлетворения и счастья, которое у меня было особенным с подачи Легенды"³⁸ . Уже девятнадцатого декабря записано: "Вчера почти неосознанно писал "Сельского учителя". Ссылка на рассказ "Гигантский крот". - В рождественские каникулы он совершает со мной и моей женой короткую поездку в Кутенбург для знакомства с тамошними памятниками архитектуры и для краткого (едва ли четырехдневного) отдыха от уже весьма заметных страхов и лишений войны в большом городе, он нам прочитал в Колинской гостинице незаконченную заключительную главу романа "Америка", приведшую нас в состояние сердечного восторга.³⁹ . (В том же самом году, летом, перед этим была поездка с Отто Пиком). С конца декабря 1914 года он вменил себе в привычку самоотчет: "С августа работал в общем-то не плохо и не мало, но ни в том, ни в другом отношении не достиг границы своих способностей, как это должно быть, особенно потому, что мои способности, судя по всему (бессонница, головные боли, сердечная слабость) уже не так действенны. Незаконченная писанина: "Процесс", Воспоминание о железной дороге на Кальду, Сельский учитель, Помошник прокурора и маленькие заготовки. Готовы лишь: В исправительной колонии и глава Пропавшего без вести оба в течение двухнедельного отпуска. Я не знаю, зачем я делаю этот отчет, мне это совсем не присуще".

Отношения с Фелицией были еще далеко не заваершены, в последние месяцы 1914 года они пережили прискорбное возрождение, мне претит вдаваться в частности, упомяну только, что кроме оживленного обмена письмами (могло сохраниться несколько сот писем Франца к Фелиции), узловые пункты встречи в Бодебахе (январь 1915 года) и Мариенбаде (июль 1916 года), так же как яснее предстает постоянная и в этом смысле по своему накалу связь этих колоссальных переживаний с творчеством и религиозной эволюцией Кафки. он записал в Дневнике: "Я сетую, чтобы найти здесь отдушину. Из этой тетради спасение не придет, оно явится, когда я в кровати и улягусь на спину, так, чтобы лежать красивым, и легким, и облачно-голубым, другое освобождение не придет". - Или: "Я думаю, невероятно, чтобы мы когда-нибудь соединились, но мне опять-таки не отважиться в решающий момент сказать это ей и себе".- или: "Заботы совместной жизни. Вынуждают к отчужденности, состраданию, малодушии, суетности, и лишь в глубинных слоях, быть может, возникает слабый ручеек, достойный называться любовью, недоступный поиску, блеснувший однажды на мгновение". - Или еще этот реестр, который скорее отдалял, чем подготавливал решение:

20 августа 1914 года

Остаться холостым	Семейность
Холостяк	Супруг
Я остаюсь свободным	Свободным?
Я сконцентрирую все свои силы	Тогда останешься за пределами связи, останешься дурачком, взлетающем при каждом порыве ветра, но не преуспев, я извлекаю из круговорота человечества все силы, которые мне предоставлены.
Ответственность только за самого себя	Тем сильнее из-за (в)(тебя) до безумия влюбиться.
Отсутствие забот. Концентрация на работе.	Так как я прибавлю в силах, то больше и перенесу. А это известная истина.

Наряду с этим не недоставало высказываний, в которых брак с Фелицией изображался вполне возможным и желательным. Так, он пишет мне из Мариенбада: «Но теперь я увидел доверчивый взгляд женщины и не смог скрыться. Кое-что из того, что я хотел навсегда сохранить (не что-нибудь в отдельности, конкретно, но в целом) разорвалось и из этого разрыва вышло наружу также, как мне известно, несчастья более чем достаточно для человеческой жизни, и оно не вызвано, а возможно. я не имею права восставать против этого тем более, что я сам по доброй воле, если бы оно не свершилось, сделало бы случившимся. Чтобы только вновь заслужить тот взгляд». И: «Теперь все по другому и хорошо. Наш договор вкратце, пожениться вскоре после окончания войны, снять в пригороде Берлина две-три комнаты, хозяйственые заботы оставить за каждым только свои собственные, Фелиция станет работать, как прежде, а я, я при теперешних обстоятельствах, этого я сказать еще не могу. Если представить себе эти отношения наглядно, то получится зрелище двух комнате где-нибудь в Карлхорсте, в одной Фелиция встает рано, убегает, а вечером устало падает в постель; в другой размещается канапе, на котором возлежу я и питаю себя млеком и медом. В таком случае там возлежал бы и потягивался безнравственный человек (по известному выражению). Несмотря на это сейчас внутри спокойствие, определенность и тем самым возможность жизни». Приписка: «Если взглянуть пристрастно сильное возражение вряд ли возможно удержать слабым пером».

В известном смысле Фелиция даже впоследствии, после окончательного разрыва, оставалась для Франца идеальной личностью. Так, еще в 1921 году он писал мне из санатория, когда я сообщил ему о своем литературном вечере: «Быть в Берлине и не увидеться с Фелицией мне лично не кажется верным, хотя со мной это было просто естественно. У меня к Фелиции любовь неудачливого полководца к городу, которым он не смог овладеть, но она, несмотря на это, стала некоей величиной счастливой матерью пары ребятишек». Сравните также «Приготовления к деревенской свадьбе», стр.252: «Я любил девушку, которая меня тоже любила, но я вынужден её покинуть» и тд.)

Пять лет длилось напряжение, с которым Кафка отвоевывал у себя и враждебных обстоятельств брачный союз с Фелицией, оно оставалось господствующим мотивом его жизни, жалом его творческой работы и и его тревожных религиозных размышлений. — В это время он много читал Стриберга.
Еще Бибеля, Достоевского, Паскаля, Герцена, Кропоткина. О «Лондонских туманах»⁴⁰ Герцена он отозвался: «Я вовсе не знаю, о чем идет речь. И тем не менее предстает совершенно незнакомый человек, решительный, терзающий себя, побеждающий себя и вновь погибающий». Верфель читал ему стихотворение, равно как и драму «Эстер, императрица Персии». Он принимает живое участие во всех конкретных устремлениях друзей, например.
В преподавательском курсе, затеянном Феликсом Велчем; он постоянно вдохновлял, оценивал. Относился критически, поощрял, не отставал, пока у кого бы то ни было (за исключением самого себя) не разгромит отчаяния, интересовался моей работой в школе для детей галицийских беженцев, часто приходил к моим ученицам⁴¹ . Между ней и старшей дочерью этого семейства завязалась приязнь самого нежного рода. Он даже (молча, наблюдая) принимал участие в вечерах дебатов между восточными и западными евреями. Я тогда, вместе со своим товарищем по кабалистике Георгом Лангером, часто общался с чудесным рабби (раввином В. Б.)⁴² , спасшимся бегством из Гродно и обитавшим в переполненной множеством темной переполненной комнате в пригороде Праги Живове. Особенные жизненные обстоятельства привели меня к увлеченностью религией. Примечательно, что Франц, которого я брал с собой на «Третью трапезу», шаббат, с речитативами и хасидскими песнопениями, оставался практически бесстрастным. Может быть, он был взволнован древними напевами древнего народа, но по пути домой сказал: «Точнее это было бы обозначить как нечто вроде вопиющего суеверия дикого африканского племени». В это суждение не вкладывалось ничего оскорбительного, а скорее, по-видимому, отклонение трезвомышленного. Пожалуй, я его понимал: у Франца было свое собственное, личное суеверие, он не мог заинтересоваться ритуалами, практикуемыми другими.⁴³ — оОн охотно и часто бывал один. «Самым прекрасным местом Праги» он называл Хотекскиий парк, который он вновь и вновь навещал для прогулок.
«Поют птицы, замок с галереей, старые деревья, увешанные прошлогодней листвой, сумерки».

Теперь он предпринял даже несколько энергичных попыток ускользнуть из сферы влияния семьи, стать самостоятельным. Некоторое время он жил не с родителями, а в собственной комнате, которую снял сначала на Билекгассе (февраль 1915), затем в доме «У золотой щуки» на Лангенгассе, Drouha, где в апреле 1915 года меня несказанно радовал и восхищал чтением пятой и шестой глав «Процесса». В феврале он пишет «Историю одной собаки» (может быть, «Научные изыскания одной собаки»? Ттогда, конечно, это оказался вовсе не последний его рассказ, как я предполагал прежде). Об этой работе он судит в Дневнике очень жестко: «Сейчас читал начало. Это отвратительно и вызывает головную боль. Это, несмотря на правду, злая, мелочная, механистическая, еле дышащая еще на песчаной косе рыба. Я слишком рано пишу „Бювар и Пекюше“⁴⁴

Если обе стихии четко выраженные в „Кочегаре“ и „В исправительной колонии“ не сочетаются, мне конец. Да и существует ли шанс для подобного объединения?» «Обе стихии» по-видимому, имелись в виду преисполненный надеждой реализм и жесткий, отвлеченный вектор в его творчестве.

Назад | В начало | Читать дальше

---

³⁸ "У врат Закона".

³⁹ В маленьком городке Колин на базарной площади памятник Гусу самобытного чешского скульптора Билека; им Кафка очень восхищался. По его настойчивому пожеланию мы ездили втроем специально из Кутенберга в Колин, чтобы осмотреть памятник, который, оказывается. - без пьедестала вырастает непосредственно из земли. Позднее Кафка неоднократно высказывал мне настойчивого желания (я привожу это в качестве примера его энергичного устремления ко всему значительному): чтобы я постарался посетить мастерскую Билека и, написав монографию, открыл его произведения всему миру, как мне это удалось сделать с музыкой Яначека, и, к сожалению, не удалось того же с грандиозной музыкой Вучпалека. Но по своим пристрастиям я не подходил для этой затеи, к которой меня склонял Кафка и из неё ничего не вышло. - Меж аскетично-нефразерской, словно бы готически-глубокой музыкой Вучпалека трактирщица визионероим явлением Билека едва ли не Кафкой побуждено провести интересные параллели под знаком "пражской" школы.

⁴⁰ Первая глава из шестой части "Былого и дум" В.Б.

⁴¹ "Беженка из Львова" Дневника Фанни Райс и её сестры.

⁴² Рабби из Гродно.

⁴³ Тем не менее впечатление было очень сильным и нашло отклик. Кажется, начало рассказа о Големе основано на нем.

⁴⁴ То есть, произведение со всеми признаками зрелости автора (роман Флобера).