Франц Кафка. Биография

Вторая глава - Университет. Часть 5

Впрочем, Кафка воздействовал подобным образом не только на меня, но и на многих. В компании и в гостеприимном доме фрау Берты Фанта, где при ревностном сочувствии хозяйки дома занималась конкретными разделами философии, авторитет Кафки был чрезвычайно высок всего-навсего благодаря его личности, его высказываниям и замечаниям по случаю, потому что литературные его произведения тогда были не известны никому, кроме меня. В этом не было необходимости: иные люди воздействуют сами по себе и и людей выдающихся, при всей скромности их поведения, быстро распознают как нечто совершенно особенное. Всю его жизнь женщины чувствовали симпатии к Кафке, сам он сомневался в этом воздействии, но оно установлено бесспорно.
Насколько необыкновенны проникнутые волшебством при различных жизненных обстоятельств слова и строки Кафки, которые (на короткой поздравительной открытке или по определенному поводу пожелании счастья, посвящении на книге) он писал, можно установить из нижеследующих записок, посланных по пневматической почте, и маленьких писем ко мне основном они содержат лишь извещение об отмене встреч, так как мы встречались друг с другом ежедневно, ведь не существовало повода писать друг другу, чем случайная неявка. Сам Кафка для таких ежедневных сообщений никогда не имел специально установленных выражений. И поэтому эти как раз быстро набросанные записки (они относятся ко времени учебы, юридической практики, затем начала службы) кажутся мне особенно характерными документами никогда не поддающегося, условностям бесконечно богатого духа. Ниже из подборки.

1.
сегодня я наполовину доволен тем, что учу все же оставшееся, и потому в эту неделю в кафе не приду. По вечерам я очень охотно там бываю, так как после семи часов никогда не занимаюсь. Но отдыхаю я настолько, что это мешает моим занятиям весь следующий день. И я не имею права безрассудно расточать время. Поэтому лучше мне вечером почитать Кюгельгена (известные воспоминания Вильгельма Кюгельгена прим В. Б.) доброе занятие для чуткого сердца и чуткого сна, если оно начато. Я сегодня Тебя приветствую.
Франц

2.
любезный Макс, сейчас я чуть было не позабыл написать Тебе, что завтра не могу прийти на выставку и уже не пойду вообще. То есть, я постараюсь переступить через себя и воспользоваться этим бессмысленным сроком, пока мои познания еще даже не незначительны. Теперь это было бы легкомысленно и потому вполне достаточно, если я не стану все время думать о той докторской степени, которой хочу поскорее обзавестись, чтобы покончить со всем этим. Как дела с «Аметистом»?¹⁵ . Деньги мои уже приготовлены. Выясни же на выставке, возможно ли купить что-нибудь любезное сердцу за небольшую сумму. Может быть, даже в качестве свадебного подарка.
Твой Франц

3.
сегодня я, дорогой мой, никак не смогу выкроить время. Декан столь легкомыслен, что срок мой передвинут вперед, и, так как я стыжусь стать осторожнее, чем он, я ничего не имею против. Сердечно Тебя приветствую.
Франц

4.
любезный Макс. Я прошу Тебя простить меня за вчерашний вечер я приду к Тебе около пяти часов. Извинение мое несколько комично, так что Ты сочтешь это достаточно обоснованным.
Твой Франц

5.
мой любезный Макс, я опять уже ни на что не годен, и с этим ничего не поделаешь. Вчера после обеда я написал Тебе записку по пневматической почте: «Здесь, в табачном киоске на Грабене, я прошу у тебя прощения за то, что сегодня вечером не приду к Тебе. У меня головные боли, ломит зубы, бритва моя затупилась: очень непристойное зрелище».
Твой Франц
Сегодня вечером я ложусь на канапе, думая о том, что, раз я извиняюсь, некоторый порядок в мире существует, но пока я это соображал, я вспомнил, что написал Влалдиславгассе вместо Шаленгассе.¹⁶
Сейчас я прошу, злюсь на Тебя из-за этого и потому сам с собой не разговариваю. Путь мой совсем не завиден, и потому мне придется насколько я предвижу погибнуть как собаке. Я также охотно увильнул бы от этого, но так как это невозможно. Я радуюсь хотя бы тому лишь, что не жалею себя, и, значит, с подобной эгоистичностью покончено. Этот апогей мы должны еще отпраздновать: я и Ты мое я; именно Ты, в качестве будущего соперника имеешь право отметить это.
Поздно. Ты должен знать, что сегодня я желаю Тебе доброй ночи.
Твой Франц

6.
спеша в бюро, мы зарабатываем себе на пропитание. — Извини, если сегодня не приду, у меня намечено кое-что сделать в воскресенье, и я упустил, что воскресенья для этого не достаточно. Утром спят, после обеда моют себе голову и в сумерках идут на прогулку лентяи. Я все время использую воскресенье для погони за удовольствием, это забавно, по крайней мере. Напиши мне, если найдешб время, кроме четверга и пятницы. Наилучшие пожелания.
Твой Франц

7.
Мой любезный Макс. Значит, мы устроили соревнование в верховой езде на устойчивость и непунктуальность. Естественно, я не думаю о том, чтобы здесь стать победителем, потому что я непунктуален только по наивности, по прилежанию в итальянском¹⁷, а не из-за жажды развлечений. Но так как Ты опять попытался разрешить спор тем, что хотел прийти ко мне (в среду? Нет?), то я опять считаю это правильным. Но, может быть, Ты делаешь это только потому, что можно с большей легкостью отказаться от визита, чем от приема посетителя.
Твой Франц

8.
Мой Макс,
Мне так плохо, что я подумал: сумей я только выйти, я не стану ни с кем разговаривать хотя бы неделю или даже дольше. Из того, что Ты никоим образом не попытаешься ответить на эту открытку, я увижу, как Ты ко мне расположен.
Твой Франц

9.
Любезный Макс, целую Тебя на этой скверной, но самой лучшей моей открытке, следовательно, на глазах всего народа. Так как Тебе я доверяю больше, чем себе, я подумал вчера, что было бы действительно жаль, высказываю я только свое мнение, не условиться о столь многом, потому что жить нам предстиот еще долго. А если это так, как Ты пишешь, и я в этом опять убедился. То лучше, если Ты и впредь сохранишь руководством действием. Впрочем, сегодня мне настолько лучше, словно я начал жить, тут пригодилась и Твоя открытка. Как же мил знакомый, затевающий этакое. Твой Франц. По поводу даты я не переживаю, так как до того ведь Ты получишь еще открытку, а если нет, на свет появится «Служанка»¹⁸, то есть, появится во всяком случае, помимо всего прочего; следовательно, чего же Тебе еще желать. По ночам еще можно мечтать о большем, а по утрам?

10.
Мой милый Макс, оказывается, я не смогу прийти. Утром, как раз когда я предвкушал время после обеда и вечер, мне сказали, что после обеда мне нужно быть в магазине. Слишком много работы, продавец болен, неладно с отцом. Если я вплоть до восьми часов буду в магазине, произойдет катастрофа, и очень вероятно. Что я вернусь ночью.
Итак, прости уж меня, пожалуйста.

11.
Любезный мой Макс, смотри: все, к кому я расположен, злы на меня, за исключением одного, который впрочем. И без того меня не любит. История вчерашнего моего бытования обыденна. Тут я был до десяти часов и до часу в баре. В половине восьмого, когда у вас, вероятно, музицировали, я еще рвался послушать. Отцу и матери совсем плохо, дедушка болен, столовую красят. И семейство живет в моей комнате, как в цыганской кибитке. Сегодня после обеда мне нужно в бюро. Чувствую усталость, извинись за меня у Баума.
Твой Франц

12.
А Твоя память, любезный Макс мне также вспоминается подробно. В воскресенье, в ночи перед Твоим домом я содрогнулся и сказал: во вторник мне идти туда-то и туда-то. Ты говоришь: приходи в среду. Я: я переутомился, к тому же собираюсь к Пр. (Пржибраму, друугу Кафки, прим. В. Б.) ты: Значит, приходи в четверг. Хорошо. В четверг я у Тебя. Итак, мои дела обстоят таким образом, что даже справедливый упрек показался бы мне злым.
Твой Франц

13.
Мой милый Макс, на Твое счастье Тебя нет дома, Ты избежал кое-каких благодеяний, которые, вероятно, пожелал бы оказать мне. На мое счастье, я могу тем легче и решительнее попросить Тебя простить меня и извиниться за меня перед обществом, если завтра я сумею прийти к Бауму лишь примерно в девять часов. У нас какой-то родственник. Впрочем. В понедельник я на минуту забегу к Тебе примерно в пять часов. Придется помешать Твоим трудам, отвлечь Тебя.
Твой Франц

14.
Милый Макс, Ты знаешь сам лучше у меня,, начинается Новый Год, и значит, беды, которые, предположим, до сего шагали пешком, теперь соответственно из рук вон плохи. Я с удовольствием собираюсь встретить Тебя у статуи Девы Марии на площади около половины третьего точно, пожалуйста, поспособствуй этому.
Твой Франц  К.

15.
Милый Макс, пишу на улице, как обычно теперь мы пишем друг другу, при том что толчки прохожих оживляют почерк.
По поводу фотографии Паулы  К. вчера я несколько раз видел её ожившей. Она постояла минутку и некоторое время шла, вся в белом. По Хубернгассе с молодым человеком, напялившим помятые, в складках брюки. Кое-что для себя отметил: зубы во рту потеряны, ямочка только на правой щеке, плечи совсем не припудрены, очевидно, днем кожа отдыхает. Я приду в четверг. Доставь мне радость и побольше работай.

Франц

Обращаясь к вечности. Следует эти случайные письменные свидетельства, которыми прояснялось и освещалось именно проявление гениальности, дополнить устными высказываниями Кафки. Приведу хотя бы некоторые примеры. Как-то однажды он пришел ко мне после обеда (я жил тогда еще у родителей) и своим приходом разбудил отца, спавшего на софе, то заявил, вместо извинения, в непостижимо осторожной манере воздев для успокоения руку и тихо идя на цыпочках через комнату: «Пожалуйста, считайте меня участником сна». однажды он посетил с моей приятельницей берлинский аквариум. Там он обратился к рыбам за стеклянной рамой (потрясенная, она рассказывала мне об этом): «Теперь я могу разглядывать вас спокойно, я не ем вас больше». Это случилось в то время, когда он был ревностным вегетарианцем. Если услышать подобное суждение из уст самого Кафки, вряд ли можно составить себе впечатление того, как просто и легко, безо всякой аффектации, без малейшего пафоса (это было вообще ему почти совершенно чуждо) сказано им подобное. Я нашел в своих заметках еще другое суждение Кафки о вегетарианстве. Он обсуждал его в низкопробном кабачке посмеивался. «В народных низах обсуждается то, что их образ жизни считает самым важным и лучшим. Из тех же записей, сделанных еще при жизни Кафки: „Теософия всего лишь суррогат с точки зрения литературы“ (причем в соответствии с нашим тогдашним словоупотреблением, созвучным флоберовскому, имелось в виду истинно-поэтическое творчество). „С договором о страховании жизни¹⁹ сравнима религиозность первобытных народов, веривших в предотвращение несчастий с помощью всякого рода манипуляций“. „Карл Краус заключил еврейских авторов в свою преисподнюю, хорошенько присматривал за ними, требуя строжайшей дисциплины. Только он позабыл, что сам принадлежит к любителям этой преисподней.“ Привел мне в качестве самого лучшего своего сна, как он, „сидя в лодке. Стремительно несется по просторному руслу реки“. О своей головной боли, ужасающих затруднениях при засыпании н говорил: „такое ощущение должно быть у оконного стекла в том месте, где оно лопается“. О слегка припорошенном снегом хвойном дереве при зимней прогулке со мной в Железене: „его головные боли еще не столь продолжительны, как у меня“. Его густые черные волосы тогда поседели на висках. О драме, которую он писал речь шла, по-видимому, о „Кладбищенском стороже“ он сказал, хотя мы хотели этого в высшей степени: „Единственное не дилетантское в этой пьесе то, что я НЕ читаю её вслух“. )Из воспоминаний о Франце Кафке Оскара Баума в Witiko 1929 г.№ 3). В начале 1911 года я записал себе: Кафка в одиночестве совершает воскресные прогулки бесцельные, бездумные. Он говорит: „Ежедневно мне хочется покинуть землю“. Ичего не чувствую, кроме ничего себя». Ничего не делает. После обеда спит или разглядывает журналы в музее художественных ремесел. В обществе он весел, остроумен, как критик беспоодобен в замечаниях точно так же, как и в разговорах, можно и нужно было записать их все; на вопрос, в чем же заключается его достойное сожаления состояние и почему он не может писать, он ответил: «У меня сто тысяч ложных ощущений настоящее не обнаруживается или одни клочки его, абсолютно, бессмысленные». Я возразил, что в писательском деле приходится по много раз , с трудом пробиваться сквозь первые попавшиеся, не имеющие ценности образы, пока прорвешься к главенствующим идея затаившимся под ними. Он: «Что годится для тебя, для меня не подходит как говорится, берут верх ложные чувства». Другой разговор записан мной 22.2.1920. Он: «Мы нигилистические мысли, зародившиеся в голове Господа», я сопоставил с этим учение о познании демиурга, эквивалентному злому творцу мира, миру как грехопадения Господа. «Нет,-сказал Кафка,-я полагаю, что мы не столь решительное падение Господне, всего лишь его плохое настроение, в очень плохой день». «Так существует ли надежда за пределами нашего мира?» Он засмеялся: «Много надежды для Господа, бесконечно много надежды, только не для нас».

Нет, не иногда. А каждый раз, постоянно, если речь шла о столь важной теме, наглядно проявляющей мощную творческую образность и как раз это было особенно ему присуще. То, что казалось нам своеобразным в его высказываниях, ничто по сравнению с естественным для него и не возможным ни для кого другого образом жизни и мышления. он совсем не умел говорить и писать иначе. Это свойство природно. Он так же частично выявлялся в манере выражения его сестер. По большей части личностно-мечтательно-поэтическое в качестве парадоксально-юмористического речения. О своем коллеге по службе он заметил полуодобрительно: "он ничем не занимается все свое рабочее время", и задумчиво продолжил: "Но, по-видимому, принудить его к этому нельзя". - Когда мы, прогуляв всю ночь, только из-за наступления утра возвращались домой, и давали о себе знать первые шумы просыпающейся городской жизни (фургон с молоком и прочее), он насторожился: "Сверчки большого города". Когда он однажды злоупотребил моим временем для рассуждений, то любезно попросил: "Прости мне это, потому что я себе этого не прощу". - Еще одно из его последних высказываний такого же парадоксального рода. Доктору Клопштоку он заявил, когда тот не захотел дать ему морфий: "Убейте меня, в противном случае вы душегуб". - О первом кровоизлиянии, предвещавшем туберкулез, он высказался (и представил недуг в качестве, так сказать, желательного выхода из тогдашних его затруднений, касавшихся планируемой женитьбы: "Моя голова за моей спиной столковалась с моими легкими".

Выясненное, таким образом, главенство деталей все же не в состоянии исчерпать исходящего от личности Кафки воздействия в целом. Не характер его остроумия, а глубокая уверенность, на которую он опирался, спокойные движения вот, по-видимому, то подлинное, что окружало его. Я теперь опять прибегну к помощи моего "Гарты" и процитирую: "В его присутствии непосредственно ощущается, что великое должно обнаруживаться как бы в величии, даже если обстоятельства прежде всего заявляют о противоположном, чтобы благородная суть мира со всеми недостатками и злоупотреблениями осталась вечно девственной. Этого он не говорил, о подобном он говорил очень редко и тогда лишь нерешительно, в мимолетных, часто шутливо звучащих образных выражениях. Но все его поведение, даже в самой малости, даже если наблюдать всего лишь за тем, как он причесывает волосы, сообразовывалось с тем, что служит безмолвной предпосылкой для абсолютно твердых убеждений соответствующего, порядочного, чистого, непреложного образа жизни. Она именно такова. Найти, достигнуть её это важно. Отвергать эту чудовищную трудность от этого он отстоял далеко. Например: смутное, мучительного характера комическое мира он видел интенсивнее, чем все люди. Что нельзя сделать ни шагу без того, чтобы не запутаться, не споткнуться. И тем не менее вера в будущее становление в глубине души победительна".

Назад | В начало | Читать дальше

---

¹⁵ Издаваемый Францем Блеем журнал, на который мы вместе подписались.

¹⁶ Адрес Оскара Поллака. Я жил тогда на Шаленгассе.

¹⁷ Уроки итальянского языка перед путешествием в Риву.

¹⁸ Очень маленький мой роман "Чешская служанка".

¹⁹ Указывает на работу Кафки по специальности.