Валерий Белоножко
Я много работаю, исследуя и анализируя тексты Франца Кафки. Мои работы постоянно пополняются и публикуются на этом сайте.
- Ab ovo. Франц Кафка с самого начала
- Между небом и землей. Авторское послесловие
- Между небом и землей (10) Ракета и ракета
- Между небом и землей (9) Число зверя
- Между небом и землей (8)
- Между небом и землей (7)
- Между небом и землей (6)
- Между небом и землей (5)
- Между небом и землей (4)
- Между небом и землей (3)
- Между небом и землей (2)
- Между небом и землей (1)
- Перевал Дятлова: Между небом и землей
- Перевал Дятлова. Продолжение 14
- Перевал Дятлова. Продолжение 13
- Перевал Дятлова. Продолжение 12
- Перевал Дятлова. Продолжение 11
- Перевал Дятлова. Продолжение 10
- Перевал Дятлова. Продолжение 9
- Перевал Дятлова. Продолжение 8
- Перевал Дятлова. Продолжение 7
- Перевал Дятлова. Продолжение 6
- Пленник «Замка» Франца Кафки
- Перевал Дятлова. Продолжение 5
- Перевал Дятлова. Продолжение 4
- Перевал Дятлова. Продолжение 3
- Перевал Дятлова. Продолжение 2
- Перевал Дятлова. Продолжение 1
- Перевал Дятлова.
Двадцать первый век - Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 19
- «Процесс» Дмитрия Быкова
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 18
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 17
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 16
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 15
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 14
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 13
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 12
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 11
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 10
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 9
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 8
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть третья
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 7
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 6
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть вторая
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 5
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 4
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 3
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 2
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Продолжение 1
- Печать На Тайне Мертвой Горы. Часть первая
- Влтава Франца Кафки
Франц Кафка
ВАЛЕРИЙ БЕЛОНОЖКО
Невынесенный приговор
О Франце Кафке. Холодно и пристально.
2. Свет мой, зеркальце…
Мне представляется, что литературный мир зачарован (не О, а именно ЗА) Францем Кафкой, в результате чего стал рассматривать и самого писателя, и его тексты сквозь призму легенды, которая очень похожа не действительность.
Случилось это, безусловно, по вине (хотя фактически БЛАГОДАРЯ, то есть, мы обязаны выразить благодарность нашему фигуранту) Макса Брода, который и рассказал первую версию легенды. Случай этот беспрецедентен. И это именно – СЛУЧАЙ, так как достаточно было выпасть из часового механизма литературы одной шестеренке, и мы жили бы в счастливой убежденности, что литература уже не преподнесет нам никаких сюрпризов: классика благополучно перенесет «левую» болезнь модернизма, перейдет вброд болото постмодерна и устремится в недра множества винчестеров веселыми ручейками килобайтов.
Франц Кафка – незаконное, но любимое дитя настоящей литературы, которая, уже в весьма почтенном возрасте, внезапно забеременела от брутального двадцатого века и после долгих потуг и стонов, при помощи акушера Макса Брода, родила молчаливого и почти бездыханного детеныша, проявившего эти свои функции только после того, как акушер аккуратно шлепнул его по малокровной попки, и издал тоненький звук, скулящий и жалобный. Так, во всяком случае, позиционируют появление на свет мощного, но почти бесформенного таланта.
Биографы и литературоведы представляют нам жизнь Франца Кафки в ореоле романтики и доброжелательного сочувствия. Земное страдание – согласно религиозным канонам – должно вознаграждаться на небесах, и наши ученые мужи, словно имея факсимильную связь с занебесьем, наперебой шлют туда манускрипты соболезнований и меланхолических многоточий. Эти посмертные вознаграждения – его Пробегающие мимо, которых он даже не услышит в своей Норе.
Писатель смотрится в зеркало своего творчества, по всей видимости, не для того, чтобы рассмотреть в нем собственную интерпретацию внешнего и внутреннего мира, на этот счет у него не может быть определенного мнения, поскольку умение писать вовсе не предполагает мудрости, философской глубины и объективирования. Я бы даже сказал, что умение писать – именно работа упаковщика, который укладывает в бумажные свертки рукописей случайно попавшие в его руки словосочетания и мысли. Эта случайность обусловлена самим фактом его случайного появления на свет в то или иное время. В той или иной стране, в той или иной семье и социальной системе, исторической и политической обстановке. Говоря иными словами, писатель может преждевременно умереть или родиться, выполнить свою литературную задачу в соответствии с запросами своего времени или имея в виду ретроспективу прошедшего в его мозгу прошедшего будущего. Я предполагаю, что настоящий писатель именно так и творит, рисуя в зеркале абрис своего Я в заамальгамном Времени.
Зеркало, однако, имеет свойство политического двурушничества, меняя местами правый и левый фронты событий и мыслесхем. Здесь уже ничего не поделать – законы физики мышления непреложны пока на нашем уровне, мы еще не пересекли пространство от Эвклида до Лобачевского, даже Федор Михайлович Достоевский еще блуждает в этом строгом (религиозном) мире с компасом вероучительства и посохом жалобной морали. Достоевский стоит рядом с зеркалом Франца Кафки и даже заглядывает в него с обратной стороны ТОГО СВЕТА, и теперь они, возможно, беседуют с глазу на глаз согласно нашей литературной традиции. Но сие – тема многих диссертаций, а не нашего неприкаянного взгляда в литературную пропасть 20-го века.
Итак, волею судеб нам представилась возможность взглянуть в зеркало, оставленное нам Францем Кафкой. Оно и само по себе имеет расплывчатые размеры и форму, мало того: оно, как японская гравюра, лаконично, но безрадужно, и нам, с нашим претендующим на многоцветье зрением, в нем почти неуютно, поскольку в нем слишком много сумеречных теней, столь часто вызывающих меланхолию и безволие читателя.
Если уж говорить правду, в любом зеркале (даже если оно – от Франца Кафки) видит прежде всего самого себя (тоже, однако, повернутым вокруг своей оси), а на заднем плане – за своей многострадальной спиной – каноническую фигуру писателя в приталенной к образу одежке.
И вот мы тщимся, при помощи двойного оборота зеркала вокруг своей оси, восстановить первоначальное состояние – физическое, психическое, творческое, ментальное и так далее – Кафки, и, конечно же, вместо выправления перспективы, впадаем в двойную ошибку: перед нами – трельяж, в центре которого – мы сами, а по краям – Кафка и его изображение, причем они отличаются всего лишь оптическим фокусом Нам приходится выбирать между этими близнецами, носящими одно и то же имя, внешность, но полярными по сути.
Изначально, при помощи друга, душеприказчика и доброго гения Кафки Макса Брода, литературный мир обратил внимание лишь на один образ писателя и человека, в сражении вокруг которого было и будет сломано еще немало копий.
Я же попытаюсь вглядеться в образ без гламура и романтики – сколько бы мы ни наряжали рождественскую елку, приходит срок снимать с неё старательно изготовленные игрушки, выметать хвойное критическое обличье и отправлять нашу кратковременную радость на утилизацию – ради изготовления нескольких страничек неадекватного текста.